Искренне ваш,
Данни Кравиц
– Но, Дал, это же фантастика! – воскликнула Мин. – У тебя есть агент в Голливуде, который хочет сделать из тебя звезду, и ты можешь ехать туда уже завтра.
– Поздравляю, дружище! – сказал Джем. – Это же здорово. Кравиц – это большая шишка. Если он тобой займется, дело в шляпе.
– Мои искренние поздравления, – сказал Альберт. – Я со временем буду гордиться, что знаком с вами.
– А, – ответил Даллас, – только тут одна загвоздка. Это не моя запись.
– Но на ней твое имя, – заметила Мин. – Тут на наклейке значится: «Моя работа – Даллас Мазерат».
Даллас готов был заплакать.
– Вот этого-то я и не понимаю, – сказал он. – Я был дома, когда позвонили в дверь и принесли этот пакет, через пару минут позвонил этот чудак Кравиц и наплел про мой грубый материал, что за тридцать лет в Голливуде он еще не встречался с такой оригинальностью. Он хочет вставить запись в художественный фильм, он будет продюсером, а я режиссером.
– И что ты ответил? – спросила Мин.
– Ну, я сказал, да, конечно, увидимся через пару дней. Хотя у меня возникли подозрения. Я думаю, ну кто в самом деле будет так восторгаться пленкой, на которой я изображаю Матушку Гусыню в Нориджском театре? Но я и слова вставить не успел. Этот сумасшедший повесил трубку, заявив, что то, как я взял «Ожидание Годо» и вставил его в современное корпоративное окружение, используя туалет, двух персонажей в кадре и одного за кадром, – гениально. Он хочет назвать фильм «Ожидание Гаджета». Понятия не имею, какого черта он толковал мне об этом. На моей пленке не было ничего подобного.
Все были в шоке и не могли проронить ни слова.
– Я подумал, – уныло продолжал Даллас, и слезы потекли по его щекам, – подумал, что все равно могу полететь в Лос-Анджелес, выдав пленку за свою, а там посмотрю, что из того выйдет. Ведь это может быть мой единственный шанс. Так что я, может быть, больше никогда вас не увижу. Но если Дженнифер, и Брэд, и Кэмерон станут моими лучшими друзьями, а у меня будет дом на пляже в Малибу, так что мне беспокоиться? Я бы мог послать по почте чек на приличную сумму, если бы меня заела совесть, а может быть, и нет.
– Даллас, что на пленке? – осторожно спросил Джем.
– Почем я знаю? Наверно, нам стоит посмотреть, – мрачно ответил Даллас.
– Но это может повредить твоему контракту с Кравицем. Они, вероятно, прикрепили к кассете какой-нибудь жучок и потом определят, что ты просматривал ее, – предположила Мин.
– Возможно, – сказал Даллас. – Все равно я считаю, что нам надо посмотреть, что там.
Изображение было зернистым, оранжево-белого оттенка, действие происходило в одной комнате, похожей на мужской туалет. Мужчины входили и выходили, рассматривали себя в зеркале, кто мыл, а кто и не мыл руки. Один достал из кармана пиджака бутылочку и сделал большой глоток. Другой поковырялся перед зеркалом в носу. Высокий мускулистый мужчина чистил зубы нитью.
– Останови этот кадр. – сказала Мин. Она внимательнее присмотрелась и добавила: – Этот парень очень похож на Бертранда.
– Бертранд? Как он мог оказаться на этой пленке? – спросил Джем.
– Вероятно, этот туалет находится в банке.
Еще двое мужчин вошли после того, как ушел Бертранд. Они проверили, не заняты ли кабинки. Их лица были видны плохо, но голоса звучали отчетливо. Один из них стоял, прислонившись к стене, другой умывался над раковиной. Потом он вытер лицо, шею и волосы полотенцем.
– Подведем итоги, – сказал один другому.
Второй достал два пакетика с кокаином, вдохнул одну щепотку в правую, другую – в левую ноздрю. Потом он глубоко вздохнул, закрыл глаза и сказал:
– Для Парижа все готово.
– Вы избавились от улик?
– Уничтожены и разорваны в клочки. Мы готовы сворачивать лавочку.
– Боже, лишь бы они завтра обтяпали дело. Я уже порвал задницу, поддерживая заоблачные цены на акции.
– Как гарнизонный казначей?
– Таинственный инвестор держится крепко.
– Как долго он продержится?
– Пока мы в нем нуждаемся.
– Откуда у него деньги, черт возьми?
– Cherche pas a savoir.
– Черт, и что это значит?
– Это значит, лучше не спрашивай.
– Что осталось сделать?
– Одна маленькая подпись нашего друга.
– Он ведь ничего не знает, верно?
– Господи, не хотел бы я быть на его месте.
Второй мужчина рассмеялся.
– Когда все кончится, мы за него выпьем, что бы с ним ни случилось.
– Я уже буду на Багамах, когда начнется свистопляска. А Гаджет будет находиться на попечении ее величества.[37]
Они ударили по рукам.
– За Гаджета. Все ниже, и ниже, и ниже, – пропели они.
– А что, если он не захочет подписывать? – спросил первый.
– Он хочет получить бонус, – сказал второй. – Подпишет. Он не похож на того дотошного шведа. У него не хватит сообразительности.
– Да уж, тот был упрямец.
– Тебе его не жалко?
– Ну, что задавать вопросы, на которые не хочется отвечать?
– У меня есть для тебя кое-что. – Второй мужчина достал пакет с кокаином. – На случай, если послезавтра вдруг подступит тоска.
Первый положил пакет в карман.
– Тоска? Никогда. Ладно, приятель, сохраняй хладнокровие. Мы почти у цели.
Они вышли.
В гостиной Джема установилась тишина. Все пытались осмыслить только что увиденное.
– Перемотай назад, – попросила Мин. – До того места, где они упомянули Гаджета.
«За Гаджета. Все ниже, и ниже, и ниже», – напевали мужчины.
– Еще раз, – сказала Мин. Джем прибавил звук.
«ЗА ГАДЖЕТА. ВСЕ НИЖЕ, И НИЖЕ, И НИЖЕ», – неслось из колонок с обеих сторон плазменного телевизора Джема. Он нажал кнопку «стоп» и спросил:
– Кто-нибудь знает, кто эти два шута?
Все озадаченно посмотрели в его сторону.
– Конечно, я не эксперт, – сказал Альберт, – но, судя по качеству, очень похоже, что это запись с камеры безопасности.
– Послушать Данни Кравица, так это новаторское применение техники стилизованного примитивизма в кино, – мрачно вставил Даллас.
– Правда, сэр? – вежливо спросил Альберт. – Два джентльмена…
– Очень сомневаюсь, что они достойны так называться, Альберт, – заметила Мин.
