Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
– Правда, странно, – воскликнул Джордж с глуповатым самодовольством влюбленного. – Мы только сегодня познакомились, а у меня такое чувство, будто я знаю вас всю жизнь!
– У меня тоже.
Он молча, благодарно стиснул ее пальцы, внезапно охваченный смущением, даже робостью; не скоро он осмелился вновь заговорить.
– Давайте будем встречаться почаще. Походим по картинным галереям, в Куинс Холлпойдем, в Хэмптон, в Окшот. Я вам буду доставать билеты на выставки новой живописи. Слыхали вы о Содружестве художников?
– Да, я в нем состою.
– Вы? Как же вы мне раньше не сказали, что и вы художница!
– Ну, я очень плохая художница… и потом, вы меня не спрашивали.
– Не в бровь, а в глаз! Вот что получается, когда бываешь слишком занят собой! Простите меня.
– Непременно приходите ко мне как-нибудь в студию, я напою вас чаем и покажу мои… мои, с позволения сказать, картины. Но только не будьте слишком строгим критиком. Когда вы можете прийти?
– Когда вам угодно. Хоть завтра.
Элизабет расхохоталась.
– Ох, какой вы скорый! Удобно вам в пятницу?
– Так долго? До пятницы еще сто лет ждать!
– Ну, тогда в четверг.
– Ладно, а в котором часу?
– Часа в четыре.
Элизабет, вероятно, не знала Стендалевой остроумной теории кристаллизации,но бессознательно действовала в полном согласии с нею. Три дня и четыре ночи – самый правильный срок. Назначить свиданье на завтра было бы слишком рано: кристаллы еще не успеют сложиться. А через неделю – это уже слишком долго, они, пожалуй, начнут распадаться. До чего хитроумны женщины! Надо признать, что без этого им и в самом деле не обойтись.
Джордж проводил Элизабет до пансиона, где она жила, и записал адрес ее студии. Она повернула ключ в замке и протянула руку.
– Значит, до четверга. Спокойной ночи!
– Спокойной ночи!
С минуту Джордж не выпускал ее руки, потом застенчиво, неловко поднес к губам и поцеловал. И теперь уже испугалась Элизабет – поспешно отворила дверь и скрылась, в последний раз бросив ему: «До свиданья, спокойной ночи!»
Джордж в нерешительности постоял на крыльце. Им овладело отчаяние: кажется, он ее оскорбил!
А за дверью Элизабет в волнении повторяла про себя: «Он поцеловал мне руку, поцеловал мне руку! Он влюблен в меня, влюблен!»
Внезапный испуг и бегство были искуснейшим маневром любовной стратегии: они оставили Джорджа во власти сомнений, надежда и страх перемешались в его душе, а это очень помогает процессу кристаллизации.
Джордж возвращался на Грик-стрит пешком, и в нем бушевали самые противоречивые мысли и чувства. Он выбрал дорогу через Фиц-Джон авеню и Сент-Джонский парк. Все те же одолевающие всякого влюбленного вопросы – обиделась она или не обиделась? Полюбит или не полюбит? – вились и кружились в его мозгу, и мысль, отвлекшись на миг, опять и опять возвращалась к главному. До чего смешно самомнение Апджона, и этот вечер у Шобба, никогда больше не стану ходить на их дурацкие сборища, Бобб просто злющий нахал, как изящна у нее линия от уха к подбородку и шее, хорошо бы написать ее портрет, в этой завтрашней статье надо бы как можно яснее растолковать, чего же добивается новая живопись. Неужели ее и в самом деле оскорбило, что я поцеловал ей руку, надо подумать о статье, начну-ка я с объяснения того, что нельзя выразить средствами изобразительного искусства, да, именно так, к четвергу непременно куплю новый галстук, этот совсем истрепался.
И так далее, опять и опять, без конца.
Неподалеку от станции Малборо-роуд он остановился под газовым фонарем, попробовал написать первые в своей жизни стихи и с удивлением обнаружил, что это совсем не так легко и что выходит у него совершенная чепуха. Из-за угла вышел полицейский и подозрительно покосился на него. Джордж зашагал дальше. Немного погодя он стал напевать: «Оставь мне жизнь…», но оборвал на полуслове: срочно понадобилось записать на клочке бумаги кое-какие мысли для будущего труда об анализе художественной формы. Потом зашагал дальше – стремительно, озабоченно, не замечая усталости. Готовясь пересечь Оксфорд-стрит, он вдруг остановился и стиснул руки. Господи, какой я болван! Поцеловал ей руку в первую же встречу, она подумает, что я всем девушкам целую руки, и больше не захочет со мной говорить. Эх, ладно, что сделано, то сделано. Хотел бы я поцеловать ее в губы. Не забыть в четверг сказать ей про выставку и Лестерской галерее…
В ту ночь он долго лежал с открытыми глазами, не в силах уснуть, любовь к жизни переполняла его. Сколько всего предстоит увидеть, испытать, совершить, как много можно сделать и узнать! Как чудесно всюду бывать и все видеть вместе с Элизабет! Конечно, забавно будет съездить в Нью-Йорк, но, пожалуй, сперва надо повидать Старый свет. Она что-то говорила про Париж и Испанию. Можно поехать вдвоем. Денег мало, вот проклятье. Ну, не беда, если чего-нибудь очень хочешь – непременно добьешься. Видно, я в нее влюблен? Вот блаженство будет целовать ее, и коснуться ее груди, и… Ребенка, конечно, заводить нельзя, это был бы ужас. Надо разузнать. Хорошо бы нам поехать в Париж, в Люксембургском парке в эту пору все зеленеет…
В ночной тиши где-то капала вода, упрямо вызванивала свою песенку. Снаружи долетали пронзительные свистки паровозов, такие далекие, что казались они чистой серебряной музыкой, и томили, и звали куда-то: «Поют, поют чуть слышно рожки в стране волшебной». Где он это вычитал? Ах да, Стивенсон. Забавно, братья Конингтон считали Стивенсона хорошим писателем…
Доброй ночи, Элизабет, доброй ночи, милая, милая Элизабет, доброй ночи…
4
У нас перед глазами достойные сожаления примеры: Джордж Огест и Изабелла, папа и мама Хартли, дражайшая матушка и добрейший папаша – воплощение сексуальной неудачливости.
Умнее ли мы, чем наши предки? Что за тема для британской прессы или для этих трех мушкетеров с их дешевой дурацкой славой, завоеванной в избитых спорах по истрепанным поводам, – для Шоу, Честертона и Беллока!Шоу – да, перед этим пуританским Бомарше можно почтительно снять шляпу, но остальные! К богине Скуке, воспетой Александром Попом, возносятся стоны бриттов. Кто избавит нас от римско-католической тоски?
Задачу можно сформулировать так:
обозначим через Икс брак дражайшей матушки и добрейшего папаши, иначе говоря – типичную супружескую пару семидесятых – восьмидесятых годов;
обозначим через Игрек брак Джорджа Огеста и Изабеллы, иначе говоря – типичную супружескую пару девяностых – девятисотых годов;
а затем через Зет обозначим Элизабет и Джорджа, иначе говоря – типичную жизнерадостную молодую чету эпохи короля Георга и мировой войны;
требуется доказать, равно ли Зет Иксу или Игреку или, может быть, больше или меньше одной или обеих этих величин.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
