— Что с вами? Мне остановить?
— Не! поезжайте, пожалуйста.
— До аптеки, может, или что?
— Не надо. Спасибо.
Пролетка больше стояла, чем ехала. Откуда-то подкатывали телеги с дровами, платформы с мукой и огромные фургоны, в которых перевозят мебель. Битюги высекали могучими копытами искры из булыжника. На одной из улиц упала лошадь. В третий раз за сегодняшний день Яша проезжал мимо банка на Рымарской. Сейчас он даже не взглянул на него. У Яши пропал всякий интерес к банкам и деньгам. Он чувствовал к себе и к своим воровским планам непреодолимое отвращение. Оно было столь явно, что Яшу начало мутитъ. «Может быть, с Эстер что-то случилось?» — вдруг пришло ему в голову. Он вспомнил какой-то сон, но, едва всплыв в сознании, воспоминание сразу растаяло, не оставив по себе никакого следа. Что это было? Животное? Стих Писания? Покойник? Сны иногда мучили его каждую ночь. Ему снились похороны, призраки, ведьмы, напасти. Он просыпался в холодном поту. В последние же недели, наоборот, — они снились редко. От усталости Яша просто валился на постель. Случалось, что он просыпался в положении, в каком заснул, однако при этом все-таки помнил, что ночью ему что-то снилось. Во сне он проживал другую жизнь, отъединенную от бодрствования непроницаемыми преградами. Иногда ему вспоминался сон о полетах или трюках, какие ни один человек не смог бы осуществить и какие были словно бы дополнением к детским шуткам, построенным на недоразумении, на игре слов или грамматической ошибке. Все бывало настолько безумно и дико, что сознание не могло ничего удержать — он сновидение как бы помнил и в то же время как бы не помнил…
Выйдя из пролетки, Яша несколько успокоился. Потихоньку поднялся по лестнице. Спохватился, что на этот раз с ним нет не только ключа, но и отмычки. Если Магда ушла, придется ждать на лестнице. Впрочем, у дворника Антония ключ на всякий случай хранится. Подойдя к двери, Яша прислушался. Животные не подавали голосов. Он хотел постучаться, но, едва коснулся дверной ручки, как дверь отворилась сама. Яша вошел в первую комнату и глазам его предстало жуткое зрелище. Магда свисала с потолка, а под ногами ее лежал опрокинутый стул. Яша сразу понял, что она мертва. Он не крикнул, не бросился к ней, а стоял и глядел. Она была босая и в нижнем белье. Ноги Магды посинели. Лица Яша не видел — только шею и спадавший на нее узел волос. Магда напоминала огромную куклу. Он понимал, что следует позвать на помощь, но ему было почему-то совестно перед соседями, он знал, что надо подбежать и перерезать веревку, но продолжал беспомощно стоять. «Где тут нож?..» И все же он распахнул дверь и крикнул:
— Помогите, люди добрые!
Никто не явился помогать, потому что кричал Яша тихо. Он хотел крикнуть громче, но не смог. У него возникло совершенно детское желание удрать, однако он понимал, что делать этого не следует. Яша толкнул дверь в соседнюю квартиру и глухо сказал:
— Помогите! Несчастье!..
В жилье было полно босых, полуголых детей. Хозяйка стряпала, поворотясь к плите. Это была толстая баба с копной льняных волос. Она как раз чистила лук и повернула вспотевшее лицо. Увидев Яшу, она спросила:
— Что такое?
— Пойдемте! Помогите! Магда… — Больше ничего он не мог сказать.
Баба двинулась за ним и сразу заголосила. Схватив Яшу за плечи, она принялась вопить:
— Отрежьте ее! Отрежьте ее!..
Он хотел что-нибудь сделать, но женщина, вцепившись и все еще держа нож и луковицу, верещала ему прямо в ухо, которое чуть при этом не отрезала. Сбежались и другие жильцы. Яша видел, что кто-то занялся веревкой, приподнял Магду и, ослабив петлю, стаскивает ее через Магдину голову. Сам Яша продолжал стоять как вкопанный. Магду пытались откачать, разводили и сводили ей руки, тянули за волосы, обливали водой. С каждой минутой народу прибывало. Появились дворник с дворничихой. Кто-то побежал за полицией. Яша видел, как Магдино тело податливо позволяет проделывать с собой все, что проделывают с теми, кто покончил с жизнью. Соседка щипала себя за щеку, крестилась. Две бабы, бросившись друг дружке в объятия, раскачивались. Яша вдруг обратил внимание, что из каморки не слышно никаких звуков. Он вошел туда и увидел, что все его питомцы мертвы. Их, как видно, придушила Магда. Обезьянка лежала с открытыми глазами. Ворона в своей клетке смахивала на чучело. Попугай лежал на боку, и на клюве его блестела капелька крови. Зачем она это сделала? Наверно, чтобы не поднимали крика… Яша потянул кого-то за рукав, показать, что увидел в каморке. В комнате появился полицейский и тут же вытащил книжку протоколов. Он вышел с Яшей на кухню, чтобы записать Яшины объяснения.
Пришел еще полицейский, затем — доктор и цивильный чиновник. Яша полагал, что его сейчас арестуют. Ему даже хотелось, чтоб его увели в тюрьму, но «начальство»[20]покинуло квартиру, приказав не трогать труп. Мужчины вернулись к своим занятиям (один был сапожник, другой — каретник). Остались две женщины: соседка, которая чистила лук, и другая — седоволосая старуха с лицом, усаженным бородавками. Магда сейчас лежала в спальне на кровати. Соседка обратилась к Яше:
— Ее нужно обрядить… Она католичка…
— Сделайте что положено…
— Надо известить парафию… Кацапы непременно устроят вскрытие.
Потом все ушли, и Яша остался один. Он хотел зайти в спальню, но испугался, испытывая давний мальчишеский страх перед покойниками. Яша открыл окна, словно желая оставаться в общении хотя бы со двором, и приотворил дверь на лестницу. Он снова собрался поглядеть на своих животных, но его удерживало их молчание. Глухая тишина стояла в квартире, напряженная тишина, полная неслышных воплей. В коридоре разговаривали и шушукались. Яша стоял посреди комнаты и глядел в окно на пролетавшую в белесо-голубом небе птичку. Вдруг заиграла музыка. Во двор пришел уличный певец с шарманкой. Он играл старинную польскую песенку о девушке, покинутой возлюбленным. К нему сбежались дети. Яша почувствовал благодарность к шарманщику, чья музыка прервала безмолвие смерти. Пока она звучала, Яша отважился войти к Магде.
Он не сразу подошел к кровати, а постоял сперва на пороге, готовый бежать в любую минуту. Лицо покойной было накрыто шалью. Яша мгновение колебался, потом подошел и приподнял шаль. Он увидел не Магду, а фигуру из какой-то неживой субстанции — воска или парафина, с чужим носом, ртом, чертами лица. Только в высоких скулах оставалось сходство. Торчали белые, костяные уши. Были сморщены, как если бы под ними не было глаз, веки. На шее проступала коричнево-синяя полоса от веревки. Магда молчала, хотя при этом как будто кричала криком, невыносимым для смертных. Вспухшие и запекшиеся губы взывали: «Глядите, что он со мной сделал! Глядите! Глядите!» Яша хотел поскорей закрыть ее лицо, но у него словно отнялись руки. Это была та самая Магда, которая сегодня утром вышла из себя, а потом принесла в миске воды из крана. Но с той можно было помириться, ее можно было к себе расположить. Эта же, которая на постели, обратила мгновение в вечность, освободилась ото всего доброго и злого, перешагнула пропасть, через которую не существует моста. Яша коснулся ее лба. Он был ни холодным, ни теплым, а словно бы существовал вне температуры. Потом Яша приподнял Магдино веко. Зрачок был как у живых, но никуда не глядел; даже — в себя.
