— Вы знали об этом моем «Мельдекопфе»? Откуда?
Именно этот вопрос был для него главным. Поэтому, сняв очки, он пристально смотрел теперь в глаза Ромашову. В кабинете впервые установилась гнетущая тишина.
— Постарайтесь ответить мне честно: откуда узнали место расположения моего «Мельдекопфа»? Кто вам подсказал?
Сергей с трудом сдержал себя, чтобы не рассмеяться.
— Да вы что, господин майор! Кто б это мог подсказать мне такое. Ну, вы и подумаете же…
Баркель оторопел. Что он, этот Ромашов, в самом деле? Говорит правду или точно следует легенде, сочиненной русской контрразведкой?
— Может, скажете — случайно? — продолжал допытываться Баркель.
Лицо Ромашова приняло серьезное выражение.
— Нет. Чего не было, того не было.
— Следовательно, остается одно — вам подсказали… Кто же?
— Вы, — спокойно ответил Сергей.
— Я? — Баркель даже привстал. — Когда же? Где?
— Господин майор, зачем разыгрываете меня, берете на пушку? Так можно и всю обедню испортить. Встретили лучше некуда, поздравили с наградой, а теперь чуть ли не подозреваете в измене.
Ромашов поднял пилотку, лежавшую у него на коленях, пальцем поддел подкладку и извлек из-под нее узкую полоску тонкой, почти папиросной бумаги. Ту самую, которую пограничники нашли у Царькова.
— Вот, господин майор… Взгляните, — он расправил ее на столе. — Чертили сами… Собственной рукой. Здесь, в этом кабинете, когда объясняли мне задание. Открыли сейф, достали эту полосочку с верхней полки, из левого угла, и… Узнаете? Бумага особая, с водяными знаками. Такую в магазине не купить.
Баркель побледнел. Он бледнел всякий раз, когда его неожиданно в чем-то уличали. Да, эта схема его. Его бумага, чернила. Наконец, его почерк.
— Узнаю, — неохотно пошевелил он губами и еще раз склонился над столом. — Бывает… Бывает, — глухо повторил он и, словно бы ничего не произошло, выпрямился. — Правильно говорят русские: и на старушку бывает прорушка…
Баркель любил к месту и не к месту щегольнуть знанием русских поговорок. А заимствовать их начальнику абверкоманды было у кого. Просвещал народец, с которым он имел дело. Вот уж воистину: с кем поведешься, того и наберешься.
Вернувшись из Берлина, генерал Эккес скрепя сердце все же согласился вручить награду агенту прифронтовой абверкоманды Сергею Ромашову. Процедура награждения прошла наспех и не так торжественно, как того хотелось Баркелю. Кабинет командующего оказался почти пуст, многие офицеры штаба срочно выехали в войска. На фронте опять завязывались тяжелые оборонительные бои. Эккес принимал экстренные меры, пытаясь избежать новой катастрофы.
Поездка в Берлин не дала тех результатов, на которые он рассчитывал. Командующий фактически оставался с теми же силами, что перешли к нему по наследству от прежнего генерала. Прибавки не только не было сейчас, но ее не обещали и в будущем. Поэтому настроение глубокой озабоченности не покидало Эккеса даже во время чествования награжденного. Официально поздравив «храбреца», он выразил надежду, что свое сотрудничество с немецкой разведкой он будет продолжать до полной победы и окажет еще не одну услугу его армиям, нуждающимся в оперативной информации о противнике.
Баркель не был бы самим собой, если бы упустил благоприятный случай набить цену себе и абверу. Воздав должное кавалеру Железного креста, он тут же пустился расписывать заслуги своих разведчиков. Исполнялась давняя мечта начальника абверкоманды — иметь в русском тылу крупную подвижную шпионско-диверсионную группу, нечто вроде своего филиала. Гауптман Шустер, благополучно перебазировавшись, приступает к решительным действиям. Только что от него получено важное сообщение о переброске к линии фронта советского танкового корпуса.
«Филиал… Филиал Баркеля… Вот куда надо мне теперь метить! — осенило Сергея. — Если не окопаюсь здесь, в абверкоманде, тогда — филиал. Я не мог заговорить о нем первым. Но раз уж шеф проболтался, спрос с меня невелик. По крайней мере останусь вне подозрений».
Баркель вдоволь наговорился, пообещал даже предоставить лучшему своему агенту десятидневный отпуск, затем постоял молча, пока в кабинете плескались редкие аплодисменты, и опустился в кресло.
— Вам необходимо ответить, — шепнул он Ромашову. — Поблагодарить, пообещать на дальнейшее… Командующий уже смотрит на вас…
«Сейчас… Сейчас я им пообещаю, — подумал Сергей, крепко сжав подлокотники кресла. — Решусь, иначе будет поздно».
Он встал. Эккес, слегка кивнув ему, спросил:
— Вы хотите что-то сказать?
— Я осмелюсь просить вас отложить мой отпуск — сейчас не до этого — и поручить мне новое, может быть, даже рискованное задание.
— Да, он прав, — бросил реплику Эккес. — Какой сейчас отпуск!
— Я мог бы принести моему шефу большую пользу здесь, при штабе. В русском прифронтовом тылу я обогатился опытом, который очень пригодится новичкам. Тем более что условия для нашей работы там резко усложнились. Безлюдные в прошлом леса сейчас наводнены чекистами. Они охотятся не только на блуждающих солдат вермахта, но и на нашего брата.
— Ваше предложение можно рассмотреть, — пообещал Баркель неохотно.
— В противном случае я мог бы присоединиться к гауптману Шустеру, — предложил Ромашов на всякий случай. — Радист моего класса ему пригодился бы. Да и работать там мне сподручнее, проще… Знакомая стихия…
— А он дело говорит, — заметил генерал, обращаясь уже непосредственно к шефу абверкоманды. — Его инициативы вполне уместны. И разумны.
Что оставалось Баркелю? Не мог же он теперь на глазах у всех расписаться в своей несостоятельности. Не мог честно признаться командующему, что Ромашов у него под подозрением. Получится, как в той поговорке: начинал за здравие, а кончил за упокой. Глупейшая ситуация! Не благоразумнее ли промолчать, оставить сомнения при себе? Отпуск был предложен с задней мыслью — потянуть время, еще покопаться в душе Ромашова. Об этом командующий даже не догадывается. А то, что он советовал тут, как использовать Ромашова в дальнейшем, начальнику абверкоманды даже на руку. Будет на кого вину свалить, если что. Не видит Баркель особого риска и в том, чтобы послать радиста в отряд гауптмана. Какая разница, где с ним расправиться, если что. Свое мнение на сей счет он готов высказать и сейчас.
— Да, господин генерал, — решился все-таки Баркель, — второй вариант тоже заслуживает внимания. Учитывая серьезные изменения на фронте, я и сам обещал гауптману прислать еще одного радиста.
— Как видите, нам не до отпусков. Да и кому отпуск — этому атлету? Прежде я соглашался с вами только потому, что Ромашова и в глаза не видел. А, оказывается, он у вас орел. Да и настроен по-боевому. Так что поступайте, исходя из интересов разведки…
Церемония награждения на этом и закончилась. Командующий отпустил всех, кроме Баркеля, а затем вызвал адъютанта и приказал ему никого в кабинет не пускать и по телефону ни с кем не соединять.
