— Я как раз сейчас этим занимаюсь, — услышал я свой голос.
Но так ли это?
Тогда почему я здесь, вместо того чтобы быть с Кристи и ее родителями?
— Спасибо, — сказала она, а потом взяла мою руку и поцеловала, словно в какой-то восточной сказке, и меня окатило многообещающими волнами ее непередаваемой сексуальности.
* * *
Мне тринадцать лет и я один дома. Я только что обнаружил, как приятно водить рукой по собственному пенису. Наша собака Гвинневер входит в комнату. Она очень веселая и милая, с большими любящими глазами.
Внезапно она воспринимает меня как своего человеческого детеныша, и, прежде чем я успеваю что-либо сказать или сделать, ее мягкий язык уже облизывает мое интимное место.
Кажется, Гвинневер это нравится.
По правде говоря, мне тоже.
У меня никогда не было понятий «хорошо» и «плохо» в сексе.
В конце концов мы всего лишь мальчик и собака, наслаждающиеся компанией друг друга.
* * *
— Как тебя зовут по-настоящему? — спросил я Сладкого Зайчика.
Я почти никогда не задавал этот вопрос. Обычно мне это не интересно. Но эта девушка мне нравится. Она такая симпатичная, умная, кудрявая и сексуальная, и было бы так классно уткнуться лицом прямо ей между ног. И я готов поспорить, что она может заработать очень много денег. Может быть, мы можем найти ее младшую сестру и тоже взять ее на работу. И жить втроем, и целовать друг другу руки.
— Софи, — ответила Сладкий Зайчик.
Она выглядела точь-в-точь как Софи. Мне захотелось защитить эту девушку. И уничтожить ее. Так же, как я это делаю с собой. Точно так, как я делаю это с Кристи.
Я только собирался спросить «не вернуться ли нам обратно?», когда кто-то вошел.
Угадайте, кто?
Это была младшая сестра Софи, которая выглядела так, будто кто-то гнался за ней и хотел сделать с ней «плохие вещи».
Софи вскрикнула так громко, что вечеринка замерла. Они с сестрой сгребли друг друга в объятия, да так сильно, будто это была их последняя встреча перед концом света.
После дружного вздоха и парочки ехидных замечаний вечеринка вернулась в свое обычное русло, а я остался наблюдать за девчонками.
Софи сняла свой заячий наряд, а ее сестра прошептала что-то о том, что теперь они больше никогда не расстанутся. На младшей сестре был грязный белый комбинезон, она выглядела немного стройнее Софи, но они все равно были очень похожи.
Эй, может заняться сексом с ними обеими? Может, боги все-таки улыбнутся мне.
Софи ведет себя как старшая сестра, и это так мило смотрится. Я вспомнил своего младшего брата, как мы лежали без сна в ночь большого скандала в 1964 году. Мы всегда любили и будем любить друг друга. Я очень скучал по братишке.
Софи подвела свою сестру познакомиться со мной. Ее звали Мэри Бет. Они рассказали мне, что Мэри Бет позвонила кузену в Феникс, и он прислал им денег на дорогу, так что они могут пока что жить с ним, пока не решат, что делать дальше.
Мне было интересно наблюдать, как это произошло прямо на моих глазах. Я представил их рассказывающими об этом эпизоде свои детям и внукам.
Как они вырвались отсюда через дыру во времени.
17. Морж
Я — не святой, и благодарю богов за то, что грешен.
Шекспир
В последний день моей карьеры цыпочки зазвонил телефон.
— Привет, мальчик, — в голосе Санни не было и намека на обычную веселость.
— Что случилось? — спросил я, ощущая, как у меня подкосились ноги.
— У меня плохие новости, мне только что позвонили. Джейд… Она умерла. Ее убили прошлой ночью. Мне очень жаль, я знаю, что она тебе нравилась. Так что я хотел, чтобы ты узнал об этом от меня, — мягко проговорил Санни.
Мое сердце остановилось, и, не устояв на ногах, я плюхнулся обратно на кушетку. Я вспомнил Джейд, танцующую под мелодию, раздававшуюся только у нее в голове. Наполовину гейша, наполовину профессиональный киллер. На глаза навернулись слезы, и я закрыл лицо руками, чтобы остановить их. Чтобы не дать им брызнуть из глаз. А они были так близко. Но я не собирался позволить им катиться по щекам.
— Ты в порядке, мальчик?
Голос Санни вернул меня в мир живых.
— Ты уверен, что хочешь работать сегодня ночью? Или хочешь отменить?
Санни снова превратился из заботливого родственника в расчетливого менеджера.
— Нет, со мной все в порядке. Это печально, но ты же сам говорил, что Джейд была грязной. А пять сотен баксов — это пять сотен баксов, правильно?
— Ну, в общем, да. Ты прав. Приходи, когда закончишь работу, — сказал Санни и повесил трубку.
Скорей всего, Джейд была под наркотиками, сделала какую-нибудь глупость, и ее избили.
Это не моя вина. Не моя проблема.
Да ладно.
* * *
На заднем дворе мой отец позвал Джульетту, и она прибежала — счастливая, веселая, готовая любить и быть любимой. Джульетта была французской болонкой и, можно сказать, самым жизнерадостным членом нашей семьи.
Забравшись на столик для пикника и нечаянно встретилась взглядом с хозяином, она застыла, поджала хвостик, задрожала и попыталась незаметно ускользнуть. Но не тут-то было.
Убежать Джульетта уже не смогла.
Папаша схватил ее одной рукой за ошейник, другой — под животик, шлепнул ее обратно на столик, покрытый скатертью, включил свою старую электробритву и начал скальпировать маленькую беззащитную Джульетту. Она смотрела на нас огромными испуганными и грустными, какие бывают только у собак, глазами. Словно захваченный в плен французский борец за свободу, умолявший помочь ему. Силь ву пле.
Мы не могли помочь сами себе, мы не могли помочь Джульетте.
Мой старик брил и брил жалобно скулящую Джульетту, пока по меньшей мере пять фунтов кудрявой черной шерстки не покрыло скатерть на столе, а головка Джульетты не осталась совершенно лысой.
Последующие недели Джульетта пряталась под столами, стульями и кроватями, стыдясь показаться в таком виде соседским собакам.
А вскоре я узнал в точности, как она себя чувствовала.
* * *
Старый, задыхающийся, с трубкой, торчащей из усов, мужчина выглядел как старый морж в ржаво-красном жакете. Он был босиком, и длинные узкие ступни были покрыты такой тонкой кожей, что виднелись все голубые реки, проходящие под ней. Он сидел слишком прямо, будто проглотил оглоблю или позировал для портрета, ерзая на невидимой булавке, коловшей его в задницу. В комнате было чисто, но порядка не было — вещи валялись сваленными в кучу, на полу лежало много небольших ковриков, на полках стояли безвкусные кубки и прочие вульгарные безделушки. Этакий упорядоченный беспорядок. Из неуклюжей старой «Виктролы» на скрипучих семидесяти восьми оборотах доносился голос Джуди Гарленд, поющей «Мое счастье зовут Джо». Морж выглядел так, будто сумел удачно выстроить свою жизнь и теперь он — звезда своего собственного рождественского спектакля.
