ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Карен не спеша готовила завтрак, прислушиваясь к тому, как Дел плещется в душе, когда в дверь внезапно позвонили.
Молодая блондинка, стоявшая на пороге, была очень красива и элегантна — таких Карен видела только на обложках журналов и в фотографиях светской хроники. Золотистые волосы, уложенные в модную, нарочито небрежную прическу, жесткая, неожиданно знакомая линия рта.
Она поняла, кто перед ней, еще до того, как женщина, окинув ее взглядом, спросила:
— Мистер Делвин Бринк здесь живет? Постаравшись взять себя в руки, Карен спокойно ответила:
— Да. Проходите, пожалуйста.
Войдя, женщина окинула квартиру взглядом и презрительно улыбнулась — почти незаметно, но для Карен абсолютно очевидно.
Предложив незваной гостье сесть в единственное кресло, она проскользнула в ванную. Дел что-то напевал, стоя под душем. При появлении Карен он фыркнул, попытался ее обрызгать — и тут понял, что ей сейчас не до шуток.
— Что случилось? — спросил он, выключая воду.
— Там, кажется, пришла твоя дочь
Его лицо мгновенно изменилось. Перед Карен снова стоял тот самый человек, которого она когда-то увидела в баре — жесткий, напряженный, с темными тревожными глазами. Несмотря на это, он ласково погладил ее по щеке и тихо попросил:
— Скажи ей, что я сейчас выйду. И не бойся ничего.
Дел вышел через две минуты — босиком, в джинсах и футболке. Лицо у него было абсолютно спокойное и ничего не выражающее — но Карен чувствовала, что внутри он сжат, как пружина.
Ей казалось, что время тянется невыносимо долго, как в минуты смертельной опасности, давая возможность подметить малейшие оттенки эмоций, каждый взгляд, каждую интонацию. Ничего хорошего от этого визита Карен не ждала — она помнила, с какой болью он тогда, на озере, сказал: «Я и понял — с тех пор мы не видели друг друга».
Молодая женщина смерила его холодным оценивающим взглядом, вежливо улыбнулась и сказала:
— Здравствуй, отец.
— Здравствуй, Элинор, — в его ответе не было даже тени сердечности, все то же спокойствие. Это скорее напоминало не приветствие отца с дочерью, а рукопожатие двух боксеров на ринге.
— Отец, мы можем поговорить... наедине? — она подбородком указала на Карен, прислонившуюся к кухонному столу и продолжавшую наблюдать за происходящим.
Карен шевельнулась, подумав, что ей лучше уйти в ванную, чтобы не мешать им, но застыла, остановленная одним коротким словом, брошенным Делом:
— Нет.
Это было сказано все так же спокойно, но с легким оттенком злой насмешки. Элинор явно опешила, маска светской благовоспитанности на секунду слетела с ее лица и на нем проступило удивление, что все идет не так, как положено.
— Почему? — в ее тоне появилась тщательно скрываемая нервозность.
— Не хочу. — Дел пожал плечами, оттенок насмешки в его голосе стал явственнее. Он сел на диван и откинулся на спинку. Карен не видела его лица — только затылок — зато лицо его собеседницы было видно хорошо. Элинор явно была раздражена тем, что он ведет себя так непонятно, и тщетно пыталась скрыть это.
— То есть как это?
— Просто — не хочу и все.
— Ты хочешь, чтобы я разговаривала с тобой при этой... молодой особе? — она снова подбородком показала на Карен.
— Нет, — в его голосе была уже откровенная издевка.
— Как это? — она явно удивилась.
— Разговаривать со мной хочешь ты, для этого и пришла.
— Ну хорошо, — она поджала губы. — Отец, тебя видели с какой-то молодой женщиной. Мне уже многие знакомые об этом говорили.
Дел смотрел на нее, не произнося ни слова. Она помолчала и спросила:
— Почему ты не отвечаешь?
Этот разговор все больше напоминал Карен схватку двух боксеров или фехтовальщиков. Медленное схождение, два-три молниеносных удара — и снова скрещиваются только взгляды в поисках друг у друга слабого места.
— А ты ни о чем не спрашивала — только сообщила мне, что говорят твои знакомые.
— Ты что, смеешься надо мной?
— Нет, просто... смотрю.
— На что? — она явно растерялась.
— На тебя. Ты очень похожа на свою мать. Элинор попыталась снова взять инициативу в свои руки.
— Я вижу, что люди не ошиблись. Эта особа и сейчас здесь!
— Ну и что? — это было сказано лениво, скучающим тоном. Дел развалился на диване, но Карен хорошо видела бугрящиеся на спине под футболкой напряженные мышцы.
— Нам с мамой все знакомые сочувствуют! Как ты можешь?!
— Они сочувствуют ей уже лет двадцать пять, — он и не попытался скрыть откровенный сарказм в голосе, — а могу я пока что... неплохо.
На лице Элинор выступили красные пятна, в голосе появились истерические нотки — Карен даже показалось, что Дел намеренно провоцирует ее. Она никогда не видела его таким жестоким, но не испытывала ни малейшего сочувствия к этой женщине.
— Отец, ты позоришь семью подобным поведением!
Он вскочил и выпрямился, сунув руки в карманы и покачиваясь с носка на пятку, постоял минуту, буравя Элинор глазами, прошел к столику у двери, где лежали сигареты, сунул одну из них в рот, чиркнул спичкой — время тянулось невыносимо долго, хотя прошло всего несколько секунд — и резко обернулся.
— У меня нет семьи. Во всяком случае, к вашей семье я больше не принадлежу.
— Ты сам так захотел. Не мог же ты рассчитывать, что мама останется с тобой после того, что ты сделал.
Дел пожал плечами и снова сел на диван.
— Я не уверен, что ты адекватно оценила происшедшее. Впрочем, полагаю, ты пришла сюда не для того, чтобы обсуждать события годичной давности. Итак, что тебе надо? Точнее, что надо твоей маме — ведь это она тебя прислала, не так ли?
Элинор глубоко вздохнула и попыталась взять себя в руки, несмотря на откровенную издевку в тоне ее собеседника.
— Отец, мама просит тебя прекратить эту... позорную и смехотворную связь, — она мазнула глазами по Карен, — или, по крайней мере, перестать ее афишировать. Я не хотела говорить это при... этой особе, — снова кивок в сторону Карен, — но ты сам меня вынудил. Кроме того, несмотря на то, что ты опозорил нас, она предлагает... считает возможным... простить тебя и попытаться снова наладить ваши отношения.
Дел несколько секунд молчал, потом неожиданно хрипло рассмеялся. Этот надтреснутый звук был настолько непохож на его обычный смех, что Карен — впервые за время разговора — стало не по себе. Но заговорил он спокойно и насмешливо:
— Ты знаешь, дорогая дочка, я в последнее время не слишком интересуюсь желтой прессой. Поэтому скажи-ка мне — этот... журналист, он что, уже послал ее? Или она хочет иметь нас обоих? Я не сомневаюсь, что ты в курсе, она от тебя никогда ничего не скрывала — вы всегда были две подружки.
