— Понравилась баба? — прищурился юноша. — Знатная мастерица по мужской части, не отнять. Что вступаешься — молодец, но угрозы и для нее никакой. Тут в душе разбираться надо.
Танжина встретила гостя около их жилища. Стояла настороженно, но непокорно, уперев руки в бока. Глаза блестели из-под взлохмаченной рыжей гривы. Юноша, кивнув, нырнул в шалаш — народ и так вдоволь насмотрелся драматических сцен. Сбитая с толку женщина, поколебавшись, заглянула следом.
— Проходи, Танжи, — негромко позвал Шагалан. — Садись рядом, побеседуем.
Такой прием оказался для подруги столь ошеломляющим, что она как-то разом утратила весь свой гонор. Обмякшая, опустилась на лежанку. Некоторое время оба молчали, созерцая пол.
— Уже просветили? — спросила женщина. — Перок?
— Он. Действительно сама пожелала?
— Сама. — Танжина вздохнула глубоко, со стоном. — Мочи не стало эту истому терпеть, тебя поджидая. Все нутро истерзалось, спеклось, хуже пытки какой! А Перок ни при чем. Славный парень, простоватый, но… сильный.
— Обратно на больших мужиков повлекло? — хмыкнул Шагалан.
— В такую минуту всякий мужик лучше разгуливающего где-то дружка, — покосилась Танжина. — Теперь-то чего? Бить будешь?
— Зачем? — пожал плечами юноша.
Танжина громко, надрывисто всхлипнула и повалилась ему лицом в плечо.
— Ну неужели рука сама к плети не тянется? Проучи меня, Шагалан, глупую, похотливую кобылу, чтобы впредь неповадно было, иссеки до крови. Что мне для этого еще сотворить? Всю ватагу через себя пропустить, да?
Он кончиками пальцев вытер у нее начавшие собираться слезы.
— Ты свободная женщина, Танжи, а не моя вещь. Вольна поступать, как подсказывает сердце. Я же не Голопуз, понуждать не намерен. Была со мной, когда того желала, нынче можешь выбрать другого. Любого осчастливит подруга вроде тебя.
— Свободная женщина? — Голос Танжины дрожал. — Да если б ты только знал, как мне опостылела такая свобода! Тоже ценность! Обычные бабы, завидующие мне, на самом деле во сто крат богаче. Они имеют дом, мужа, детей, законную плеть, наконец!..
— Далась тебе эта плеть. Что, новая волнующая причуда? Успокойся, милая, ничего не случилось страшного.
— Ничего страшного… — Женщина зашмыгала носом у него на груди. — Чудо ты мое горькое, на беду подаренное. И ревности в тебе не растормошить, не то что любви. И не покорить тебя, и не бросить… Ни слез не ведаешь, ни подлинного веселья… Сподобил Господь… Как там твоя пузатая-то? Ты уж побереги ее, милый, постелью не утомляй, пускай выносит дите. А пока это длится, я как-нибудь твою силу приму. Хотя строгой верности не обещаю, но от долга своего не отрекусь… И нечего скалиться! Тебя еще многому учить предстоит, папаша, а то одни головы отрывать и умеешь. А в учении ведь, как издревле заведено, главное — почаще повторять усвоенное. Ну-ка, иди сюда!..
Толикой неприятностей поделилась и Ринара — тем более странно, поскольку ее отношения с Шагаланом оставались весьма запутанными. Похоже, девушка сама не могла решить, как вести себя с единственным другом, а потому металась из крайности в крайность. Если вчера она казалась милой, улыбчивой и едва ли не кокетливой, то сегодня безо всякой видимой причины замыкалась и хмуро отфыркивалась исподлобья. Впрочем, такие перепады отмечались давно, Шагалан привык взирать на них философски, терпеливо дожидаясь очередного светлого периода. Однако в последний месяц возникла иная беда — на юную недотрогу обратил внимание Эскобар.
По прибытии в Валесту командор к монашеской аскезе отнюдь не стремился. Не в пример прочим обитателям лагеря, он мог свободно его покидать, посещая окрестные деревни и городки. А при наличии хоть каких-нибудь монет в кармане тамошние харчевни с трактирами охотно поставляли путникам любые удовольствия: еду, выпивку, игры, женщин. Не обошел интерес командора и Зейну. Смуглянка откровенно старалась и очень быстро заполучила Эскобара в ночные гости. Судя по крикам, сообразительная девушка явила все свои умения, в результате чего ее особый статус в отряде сохранился в неприкосновенности.
Удивительно, зачем при таких возможностях потребовалась еще и Ринара, вдобавок учитывая, что в податливости ее никто бы не заподозрил. Тем не менее Эскобар с усердием взялся за сложное дело. В напряженном ритме подготовки вторжения он умудрялся выкраивать время для учтивых бесед с пугливой девушкой. Та уклонялась от встреч по мере сил, но кавалер находил ее всюду, к тому же на правах командира подчас бесхитростно вызывал к себе. Сказалось ли тут необычное для Ринары галантное обхождение или впитанное с молоком матери благоговение перед дворянством, только шаг за шагом Эскобар продвигался к цели. Вскоре он уже отправлялся с прелестницей на долгие прогулки. По словам ребят, девушка, жутко скованная, смущенная, позволяла командору вести себя под руку и шептать что-то на ушко.
Шагалану подобные события радости не приносили, однако он и на сей раз не препятствовал. Работы скопилось полным-полно. Пока остальные днями пропадали на площадках, шлифуя мастерство, разведчики принялись непосредственно готовить грядущую высадку. В придачу командор лично затеял новые занятия: научить ребят воевать единым отрядом, спаять толпу великолепных бойцов в целостный отлаженный механизм. Непривычная задача давалась трудно. С похвальным терпением Эскобар взращивал тонкие нити взаимодействий, постоянно изобретая и отрабатывая ситуации, из которых ученикам предлагалось достойно выпутаться. В начале апреля он же учредил своеобразный совет, ограниченный, в отличие от предыдущих, загодя очерченным кругом лиц. Кроме самого Эскобара его составили Беронбос, прибывший из Амиарты Бойд, а также Шагалан, Рокош и Керман, успевшие поднатореть в таких заседаниях.
— Важнейший из вопросов, друзья, — срок, — обвел присутствующих жестким взглядом командор. — Очевидно, что вторжение вызревает и неотвратимо свершится. А любой плод требуется убрать вовремя, ни кислятина, ни гнилье не нужны. Наши союзники с Востока, как известно, желали бы заварухи на исходе месяца, но это связано исключительно с их заботами, их расчетами и планами. Не секрет — вступающий первым отвлекает врага и облегчает жизнь последователям. Только вот себе он жизнь осложняет… а то и укорачивает. Если же отрешиться от всяческих посторонних просьб, то откроется совсем иная картина: именно нам подобало бы дождаться лета, войны на Востоке, когда Империи будет уже не до Гердонеза. Аналогично и с принцем — если его рыцари высадятся первыми, то отвлекут мелонгов, расчистив нам дорогу.
— Демион вряд ли согласится, — буркнул сердитый с самого приезда Бойд. — Он не до такой степени отважен и глуп, чтобы очертя голову бросаться в пекло.
— Разумеется, он предпочтет бросить туда других. К примеру, нас. Закавыка в том, что мы не можем непомерно долго сидеть, выясняя, у кого крепче нервы. Удобный момент пройдет, плод переспеет и испортится, пользы не получит никто. Если тем временем еще и Диадон не выдержит удара… вторжение вовсе утеряет смысл.
— Тогда потерпим до финала войны, — пожал плечами купец. — Ведь, как понимаю, добейся Империя успеха на Востоке, нас неизбежно передушат всех до одного. Какая разница, удастся очистить до этого Гердонез или нет?
