— Еще нет, — ответил Дэн, потом улыбнулся и прибавил: — Правда, должно тут выйти одно мое стихотворение в «Нью-йоркере», знаете ли.
Хочешь одного, а получаешь другое
Было почти одиннадцать вечера, когда Дженни приехала на праздник Серены. Она взяла такси. Водитель попался разговорчивый, да вот только они застряли в пробке на Таймз-сквер. Все жители Нью-Йорка знают: в Новый год Таймз-сквер — самое кошмарное место, там полно пьяных туристов. Поэтому Дженни вышла из такси и пошла пешком. Она чувствовала себя взрослой, вышагивая по улице ночью одна; Дженни шла на встречу с любовью всей своей жизни. Выйдя из лифта, проследовала в гардероб и сдала пальто. Пока она раздевалась, ее пышная грудь немного вышла из-под контроля по причине глубокого выреза на ее черной кофточке. Вот незадача.
Несколько парней, стоявших поодаль, сразу узнали в этой миниатюрной брюнетке с кудрявыми волосами героиню последнего нашумевшего в Интернете «порнофильма». Парни замерли, а потом начали аплодировать.
— Эй, иди сюда! Покажи нам свои трусики. — выкрикнул подвыпивший паренек в старомодном черном цилиндре.
— Хочешь ко мне под пальтишко? — крикнул другой.
Дженни замерла в дверях, судорожно сжимая свою сумочку и чувствуя себя абсолютно как Клара из «Щелкунчика», когда ее окружили злобные мыши. Отчаянным взглядом она пыталась отыскать Нейта.
О, где ты, где ты, мой Щелкунчик! В дальнем конце зала за стойкой бара Дженни увидела парня с волнистыми русыми волосами. Рядом с ним стояла темноволосая девушка. Они разговаривали, их лица были так близки, словно через мгновение последует поцелуй. Он смотрел на нее таким взглядом, о котором Дженни только мечтала. А парни продолжали так громко хлопать и улюлюкать, что золотоволосый парень и его спутница обернулись и… Вон оно что! И тогда Дженни поняла.
Нейт никогда не любил ее, потому что он всегда любил Блэр. Значит, он лгал и притворялся, и, значит, права была Ванесса, когда назвала его бойфрендом. И никакой он не Щелкунчик. Он — противная, гнусная мышь.
— Нейт!.. — выпалила Дженни, в горле застрял ком.
На негнущихся ногах она подошла к стойке бара, сорвала с шеи бирюзовый кулон и бросила его изо всей силы на пол.
— Дженифер, мне очень жаль… — пробормотал Нейт, но в его глазах не было никакого сочувствия.
Но Дженни было наплевать. Блэр смотрела на нее широко раскрытыми глазами, но и на это Дженни было тоже наплевать.
— А пошел ты, — прошептала она, и горячие слезы наполнили глаза. Дженни повернулась и пошла в дамскую комнату, чтобы умыть лицо и уйти отсюда с достоинством.
Нейт нагнулся, поднял бирюзовый кулон и сунул его в карман. Он выглядел усталым и потерянным. Блэр взяла еще одну сигарету, нервно чиркая спичкой о коробок. Спичка не поддалась, и Блэр раздраженно бросила ее на пол.
Нейт щелкнул зажигалкой, но Блэр прикуривать не стала.
— Что-то не так? — спросил Нейт, хотя он все прекрасно понимал.
Блэр посмотрела на него, сузив глаза, зажав губами незажженную сигарету. Нет, он не был мужчиной ее мечты. Он уже никем для нее не был. Просто никто. Вокруг столько интересных молодых парней, зачем ей сдался он?
— Ты обыкновенный неудачник. Я сплю и вижу, когда уеду в университет.
— А мне просто хотелось дать тебе прикурить, — глупо ответил Нейт.
— Ладно. — Блэр позволила ему поднести зажигалку, прикурила и глубоко затянулась, потом выдохнула дым ему прямо в лицо. — А теперь отваливай.
Нейт нахмурился, закрыл зажигалку. Блэр и раньше ничего не стоило вспылить, с ней такое часто случалось. А вокруг народ закричал:
— Десять, девять, восемь!
— Блэр… — Нейт подошел к ней ближе. Нужно просто поцеловать ее, и все будет как прежде. Как в старые времена.
Но Блэр ушла, бросив горящую сигарету к ногам Нейта. Она направлялась к раздвижным стеклянным дверям, ведущим на террасу. Оставались считанные минуты до Нового года. Стоит ли тратить их на неудачников?..
Серенада для Серены
Серена так рьяно танцевала, что во рту пересохло, ноги гудели. Но она продолжала отплясывать, размахивая руками. Рядом с ней в ритме танца колыхалась чья-то задница в темно-зеленых штанах. У обладателя этой задницы были темные дреды.
— Семь! Шесть! Пять!
Аарон схватил Серену за руку.
— Пошли на террасу! — крикнул он и потащил ее к стеклянным раздвижным дверям.
— Серена! — раздался за их спиной голос, и они остановились.
Серена обернулась, и ее голубые глаза расширились от удивления. Из лифта выходил Флоу — в бежевом замшевом пальто, в руках — зачехленная гитара. После длительного перелета из Лос-Анджелеса под глазами у него появились темные круги, а его кудрявые волосы были немного сплющены. Все девчонки замерли, впрочем, и парни тоже.
— Привет! — Серена выдавила из себя улыбку.
Флоу вдохнул ее запах, словно живительный глоток свежего воздуха. Эта босоногая девушка в топе и коротких шортах была воплощением его самых безумных желаний. Она была богиня. Он встал перед ней на колени, расчехлил гитару:
— Пока я летел в самолете, написал для тебя песню.
Серена отпустила руку Аарона. Она не хотела показаться невежливой, ну когда этот Флоу отстанет от нее?
— Песня называется «Моя сладкая девушка», — смущенно пробормотал Флоу. Он перекинул лямку через плечо, взял несколько аккордов, закрыл глаза и запел:
Ты сердце украла, что будет со мной?
Ты прочь прогнала меня — я чуть живой.
Любовь шоколадкою тает в руках,
И я, как мальчишка, валяюсь в ногах.
Ужас. Правда, на его лице написаны какие-то чувства.
Бывали у Флоу песни и получше. Народ не расходился: все-таки звезда. Девушки ждали от него еще песен, а парни думали, что если потусуются с Флоу, то от девушек не будет отбоя.
Серене было так смешно, что хотелось бросить доллар в чехол от гитары. Но зачем обижать человека, она и так разбила ему сердце.
— Пойдем, — шепнула она Аарону.
И они стали пятиться, чтобы смешаться с толпой и проскользнуть на террасу.
Блэр стояла на террасе, она мерзла, курила, пила коньяк, закусывая оливками. Она даже не удивилась, когда рядом возник Чак Басс.
— С Новым годом, — сказал Чак, подошел и поцеловал ее в губы.
Во рту у Блэр оставалась косточка от оливки, но, кажется, его это устраивало. Блэр отвернулась и выплюнула косточку.
— Да уж, с Новым, — взгрустнула она.
Чак обнял ее за талию, потом его рука стала опускаться чуть пониже.