— Давайте только не станем начинать с басни.
Она стояла в центре комнаты и чувствовала себя совсем раздетой. «Нет, — снова подумала она, — это точно не мое… Я же боюсь взглядов…»
— Как вас зовут?
Она назвалась — машинально, не зная, почему подчиняется его воле, хотя воля неагрессивна. Он просто сумел ее убедить в своей правоте.
— Что будете читать?
На минуту она задумалась. Почему-то ей показалось, что Офелию читать не надо, это наверняка будет смешно. Она и так устала — морально, физически — и вряд ли сможет вынести смех.
Она вспомнила монолог из недавно прочитанной пьесы про Вийона и с удивлением обнаружила, что помнит его очень хорошо.
Когда она начала, ей показалось, что она летит вниз, в холодный омут, в эту родившуюся тишину, и Мышка постаралась увидеть перед собой Кинга, чтобы было за что ухватиться.
— «…закрыта дверь для нас, всю Францию весь мир пройди, во все глаза гляди — одна погоня позади да гибель впереди…»
Она даже не поняла, как перешла к самому Вийону, — строки летели из нее, теперь — «Баллады повешенных», пришедшие сами собой.
— «Вот мы висим печальной чередой, над нами воронья кружится стая…»
Ее голос звучал устало, как будто она заранее со всем смирилась, и вообще — где она теперь была? Ау, Мышка! Ей казалось, что ее нет. Она растаяла в дыхании строк, написанных так много лет назад.
Когда она закончила и вернулась, с огромным трудом отделив свое физическое тело от чужого дыхания, она удивилась тому, что в комнате все так же тихо. Обернулась — Таня подалась вперед, глядя на Мышку во все глаза. Ее губы что-то шептали. Мышка угадала — «Браво»…
Она обернулась к комиссии. Темноволосая девушка сидела, приоткрыв рот. Вера Ивановна буравила Мышку злым взглядом. А Дмитрий Сергеевич молчал, глядя куда-то в сторону.
— Значит, я свободна, — сказала Мышка утвердительно. Судя по тому, что он наконец-то перестал на Мышку смотреть, ему не понравилось. Хоть убедился…
— Свободны? — удивился он. — Вы? Нет уж. Еще что-нибудь. Из прозы. Чтобы Вера Ивановна убедилась…
— В чем? — спросила Мышка. — Я же вам сказала, что пришла сюда по ошибке…
— У вас есть время? — спросил он. — Я хотел попросить вас задержаться на несколько минут. Сможете?
Мышка не хотела оставаться. Лучше бы прочесть сейчас, подумала она. Прочесть — и отвязаться… Никогда больше сюда не приходить.
— Я… — Она оборвала себя на полуслове. — Хорошо, — согласилась она. — Я останусь…
Она стояла в коридоре, ожидая, когда ей позволят войти. Из-за закрытой двери доносились голоса, и Мышка невольно подслушала разговор.
— Да вы, Дмитрий, в своем уме? — говорила Вера Ивановна. — Она же не типажна…
— И очень хорошо, — отвечал тот. — Меня, честно говоря, уже угнетает типажность…
— Вас — может быть, — рассмеялась Вера Ивановна с оттенком злого раздражения. — А вы не думаете, что потом ждет этих девочек? Вы поставите ее в массовку? Но ведь не получится… А на главные роли…
— Знаете что, — тихо сказал Дмитрий. — Мне кажется, если мы видим существо необычное, талантливое, наш прямой долг помочь ему. И не думать, что будет дальше… Если все начнут рассуждать так, как вы, у нас и актеров талантливых не останется! Одни типажи…
— Вы жизнь человеку портите!
— А вы?
Кажется, они сейчас поссорятся, тоскливо подумала Мышка, отходя подальше. Ей совсем неинтересно было то, что они говорят. Несмотря на то что говорили про нее…
Наконец дверь распахнулась.
— Анна, зайдите, — пригласил ее Дмитрий.
Сейчас все закончится.
— Давайте так, — предложил он. — Вы сейчас прочитаете нам то, что рвется у вас из души. Пусть это будет не проза… Все, что угодно. Главная ваша задача — убедить нас в своей правоте…
«Мне не хочется», — не терпелось ей сказать… Но вместо этого она промолчала, послушно встала перед ними. «Каким образом он подчиняет меня себе?» — с удивлением подумала Мышка. Она собрала остатки бунта из всех закоулков души. «Я не хочу никого ни в чем убеждать, — улыбнулась она. — Просто я — другое дерево…»
Слова сами вырвались наружу.
— Я — другое дерево, — сказала она, глядя прямо в глаза Вере Ивановне. Спокойно. Без дрожи в голосе. Бросая вызов всем на свете «типажам». — «Говорят, если деревья долго лежат в земле, они превращаются в уголь, в каменный уголь. Они долго горят, не сгорая, и это дает тепло… Но я хочу тянуться в небо… Не потому, что я лучше других деревьев, нет, я этого не говорю… Просто я — другое дерево…»
Когда она закончила, снова воцарилась испуганная тишина. Мышка усмехнулась и тихо спросила:
— Я могу теперь идти?
Ей никто не ответил. Вера Ивановна вообще на нее не смотрела, демонстративно уткнувшись в свои записи. Дмитрий смотрел как-то странно, точно ожидал большего, и сейчас она его разочаровала. Только темноволосая девушка улыбалась ей одобрительно.
— Да, — наконец сказал Дмитрий.
Она выдохнула с облегчением, слава богу, кончились ее мучения.
Уже у выхода он остановил ее:
— Анна!
Она обернулась.
— В следующее воскресенье… Вы должны прийти. И постарайтесь собрать документы до двадцать девятого мая. Впрочем, если не успеете, ничего страшного… Принесете после второго тура…
— Вы так уверены, Дмитрий Сергеевич? — тихо спросила Вера Ивановна.
— Да, — кивнул он. — Я именно так вот уверен… — И, уже обращаясь к Мышке, повторил: — Вы сумеете прийти через неделю? Я буду вас ждать…
* * *
Она вышла на улицу и остановилась на минуту, прикрыв глаза. «Почему у меня такое ощущение, будто только что вырвалась на свободу?» — подумала она.
— Ну как?
Она открыла глаза и с удивлением обнаружила перед собой Иранцеву.
— Никак, — пожала Мышка плечами.
Она прошла мимо Иранцевой к той самой лавке, на которой ее ждали Таня и Вовка.
— Фу, — проговорила Таня. — У тебя такое лицо, словно ты вырвалась из подземелья… Они тебя сильно мучили?
— Нет, — покачала она головой. — Дай сигарету… Мои кончились.
Таня протянула ей пачку. Мышка опустилась рядом с ними.
— Они оценили твою гениальность? — поинтересовался Вовка.
— Наверное, трудно оценить то, чего сам человек в себе не находит, — рассмеялась Мышка.
— Нормальный и не найдет, — заметил Вовка. — Нормальный будет жить с острым комплексом неполноценности, так и не поняв себя… Ты не Иранцева…
— Кстати, о змеях, — вступила в разговор Таня. — Чего ей от тебя было надо?
