— Да, — кивнул Каспар. — Мое слово железно, раз данное — уже не сломается.
— Каспар… — предостерег Бремен, но посол махнул рукой, призывая рыцаря к молчанию.
Взгляды мужчин встретились и долго не отрывались друг от друга, а потом Чекатило, наконец, кивнул и поднялся с лавки.
— Я так и думал, имперец, просто имей в виду, если нет — тебе конец. Что ж, у меня много глаз и ушей по всему Кислеву, и если есть что-то, что можно узнать, я раскопаю это для тебя. — Чекатило подался вперед. — Но если я сделаю это для тебя… — произнес он, оставив многозначительную фразу незаконченной.
— Я понимаю, — сказал Каспар, размышляя, так ли это на самом деле.
Глава 8
I
В дни, последовавшие за встречей Каспара с Чекатило, погода продолжала портиться. Кислевские старейшины утверждали, что грядет самая тяжелая зима со времен Великого Царя, Радия Боки. Правда это или нет, Каспар не знал, да его это и не заботило, так занят он был удовлетворением нужд увеличивающейся армии в нескончаемый период отсутствия сражений.
Дни шли и шли, но мысли о Софье продолжали вторгаться в его сны, да и в бодрствующее сознание тоже. Проявив исключительное для него участие, Пашенко лично проинформировал посла, что его чекисты сейчас вынуждены прекратить поиски. После четырех сердец, оставленных у посольства, были обнаружены и другие изувеченные тела, требующие расследования, которое могло бы пролить свет на личность убийцы.
Несмотря на провал Пашенко, Каспар отказывался расстаться с надеждой на то, что Софья, возможно, все еще жива. После возвращения от Чекатило он рассказал Анастасии то немногое, что они узнали, и она посоветовала не доверять словам безродного преступника. Каспару и хотелось бы, чтобы его убедили, но он, как и прежде, нутром чуял, что Чекатило сказал правду.
Анастасия взяла на себя организацию распределения продуктов солдатам и беженцам, с удовольствием погрузившись в работу и проявив настоящие способности, хотя Каспар и настоял, чтобы она управляла всем из посольства. Он не хотел потерять еще одного дорогого ему человека из-за беспечности.
Женщина заняла покои, смежные с комнатой Каспара, и на вторую же ночь пришла к нему, легко скользнув в постель и объятия посла. Друг в друге они нашли уют, так необходимый одиноким людям, стремящимся на время оградиться от жестокостей внешнего мира. Их соития были мягки и нежны, каждое прикосновение, каждая ласка носили толику страха, и, ночь за ночью обнимая Анастасию, Каспар шептал ей величайшую ложь любви: «Я никогда не покину тебя».
Она появлялась каждую ночь, и посол ощущал все большую благодарность за ее внимание. Они лежали в темноте, Каспар рассказывал женщине о Нулне и своей жизни в Империи, а она ему — фантастические истории о древних королевах-ханшах и магических силах, которыми они обладали. Эти ночи сблизили Каспара с Анастасией, они крепко держались друг за друга, черпая уверенность уже оттого, что другой рядом.
— Будет ужасно, когда они придут, да? — прошептала женщина.
Каспару хотелось бы соврать, но он не смог выдавить слов лжи. Вместо этого он просто кивнул:
— Да, северные племена — страшный враг. Люди там тверды и жестоки, их вырастили для войны и кровопролития. Таких нелегко победить.
— Но ты думаешь, что сможешь прогнать их?
— Честно? Не знаю. Многое зависит от того, что происходит сейчас в Империи. Я слышал, что огромная орда, разрушившая Вольфенбург, отступила на зиму на север и что боярин Куркоз собирает полки на границе Кислевской области.
— Это правда?
— Трудно сказать, гонцов давно не было, но звучит вполне вероятно. Если силы Кургана все еще в Империи, Куркоз может отрезать их отступление и обречь неприятеля на голодную смерть.
— А что случится, если курганцы уже двинулись к северу?
— Тогда они встретятся с армией боярина, клинок к клинку, и из того, что я слышал о Куркозе, я не завидую их судьбе.
Анастасия теснее прижалась к мужчине, пальчики ее пробежали по серебристым волосам на груди Каспара.
— А другие полки? Наверняка еще кто-то из бояр должен пытаться собрать своих солдат.
— Возможно, — признал Каспар, — но основная масса кислевского войска разбросана по области и степи, люди сидят в станицах в ожидании зимы. Собрать их до того, как растают снега, дьявольски сложно.
— Ох, ясно, — сказала Анастасия сонным голосом.
Каспар улыбнулся, прощая женщину, и поцеловал ее в лоб, прежде чем закрыть глаза и самому неизбежно соскользнуть в пучину тяжелого сна.
Несколько часов спустя холодный луч зимнего света разбудил его, и посол заморгал, спасаясь от безжалостной яркости. Он зевнул и вновь улыбнулся, ощутив рядом с собой уютное тепло мягкого женского тела.
Осторожно, чтобы не потревожить ее, он вылез из постели и набросил халат. Легко открыв дверь в кабинет, Каспар бесшумно затворил ее за собой и снова затосковал по знакомому запаху крепкого чая, который Стефан всегда готовил ему по утрам.
Он остановился у окна, глядя на засыпанные снегом крыши Кислева. В любое другое время картина показалась бы ему живописной, даже прекрасной, но сейчас он мог думать лишь о жестоком убийце, захватившем Софью.
Анастасия пыталась подготовить его к худшему, мягко заставляя смириться с гибелью лекарши, но Каспар упрямо сопротивлялся.
Софья где-то здесь, в этом суровом северном городе. Он был в этом уверен.
II
Вода была благословенно холодна, но Софья заставляла себя сдерживаться. Она отлично знала, что ее обезвоженное тело отвергнет слишком большое количество жидкости, проглоченной к тому же быстро. Глаза женщины давно уже привыкли к мраку чердака, и она больше не замечала смрада гниющего мяса.
Обезображенное тело Герхарда исчезло, но убийца не позаботился смыть зловонные лужи, скопившиеся под висящим телом, так что гибель купца надолго насытила паразитов и падалыциков.
Тело свое женщина ощущала наполненным болью бесформенным комом, жаркая агония раны на месте отрезанного пальца, залитой потом расплавленной смолой, слилась с мучительным голодом и жгучей болью в руках и лодыжках, связанных грубыми веревками. Крысы грызли ее ноги, и, будучи лекаршей, Софья не могла не подумать о возможности заражения крови. Каждый раз, когда она проваливалась в беспамятство, крохотные зубки, отрывающие куски живого мяса, выдергивали женщину в ее кошмар наяву.
Убийца стоял перед ней, маска, как всегда, прикрывала лицо, но поведение его радикально отличалось от прежнего. Даже сквозь завесу боли она заметила, что последние несколько дней он был куда менее агрессивен, чем обычно, словно некий добрый ангел его сути медленно выплывал на поверхность безумия маньяка.
Глиняный кувшин с водой, который он держал у ее губ, служил еще одним доказательством происшедшей в нем перемены. А прежде чем предложить пленнице воду он, как ни странно, неуклюже расчесал ее волосы древней серебряной щеткой, инкрустированной перламутром. Вещь была дорогая — очевидно, когда-то она принадлежала состоятельной женщине, — вероятно, это был трофей, взятый у какой-нибудь предыдущей жертвы.
