— Я тогда думал, что скорее уж Сакакибара станет модным писателем, чем Сасанума. Очень он был талантлив и амбициозен. А вышло всё наоборот — наверное, я в этом деле ничего не смыслил.
Обе эти встречи подтверждали одну и ту же истину. Нынешнее существование Сакакибары было для него неестественно, а сам он всячески стремился пробиться в знаменитости. И руководило им необузданное тщеславие, жажда славы и почестей. Но эту пламенную страсть ему ни разу не довелось утолить. Видимо, душа его была погружена в отчаянье. Наверное, для того, чтобы развеять отчаяние и хоть немного утешиться, ему и нужны были эти девицы, Минэко и Кадзуко.
Тагути решил ещё раз встретиться с Минэко. Он уже как будто бы смутно догадывался, для чего нужны были Сакакибаре эти девушки и что они для него представляли, но хотелось всё выяснить поточнее. Если удастся в этом разобраться, наверное, станет понятно и то, какой мотив был у Сакакибары для убийства Кадзуко.
Вечером Тагути направился в бар «Жюли». Минэко нигде не было видно. Когда он спросил у хозяйки заведения, не выходной ли сегодня у девушки, та ответила:
— Минэко больше сюда не придёт.
— Не придёт?
— Она уволилась.
— Неужели?
Тагути задумался на минуту — и взгляд его загорелся догадкой:
— Уж не выходит ли она замуж?
— А вы откуда знаете, господин инспектор?
— Значит, выходит замуж?
— Да. К ней тут приехал старый дружок из её родных краёв. Много лет не виделись. Вот, говорит, он ей и сделал предложение. Говорит, уедет с ним туда, в Акиту, — там и поженятся.
— Значит, поженятся?..
В груди Тагути шевельнулось нехорошее предчувствие — ему стало страшно.
Кадзуко Ватанабэ убили перед самым замужеством. Теперь Минэко оказывалась в том же положении, что и Кадзуко.
И что же, убьёт её теперь Сакакибара?
Выйдя из бара, Тагути зашагал к доходному дому «Мирная обитель».
Минэко у себя в комнате паковала вещи.
— Говорят, ты замуж выходишь? — обратился к ней Тагути.
В ответ девушка хихикнула, утерев пот со лба.
— Ага! За одного земляка. Вот, согласился меня, такую, взять замуж…
— Небось Сакакибара тут затоскует в одиночестве, когда тебя рядом не будет.
— Да нет, он за меня порадуется, — убеждённо возразила Минэко.
— Ты ему уже рассказала про свадьбу?
— Собиралась завтра пойти в больницу и рассказать. Маэстро, уж конечно, тоже будет рад. Он нам всё говорил: вы должны найти своё счастье. Не знаю, правда, такое ли уж это счастье — замужество…
— Тебе сколько лет?
— Двадцать один.
— Столько же, сколько Кадзуко… — заметил Тагути в раздумье.
Вероятность того, что Минэко могут убить, была достаточно высока. Надо бы ей прямо сказать, что, принимая во внимание это обстоятельство, лучше ничего Сакакибаре не сообщать.
Тагути уже открыл рот, чтобы всё сказать, но в последний момент сдержался. Подумал, что Минэко его только высмеет за такое предупреждение. Кроме того, ему хотелось рискнуть и сделать свою ставку в игре. Возможно, побуждение было несолидное и безответственное для инспектора уголовного розыска, но уж очень ему хотелось заманить Сакакибару в ловушку — и в конце концов он решился. Если Сакакибара в эту ловушку попадётся…
— Можно у вас кое-что спросить, господин инспектор? — вдруг обратилась к нему Минэко, медленно проговаривая слова.
— Что именно? — оторвался от своих мыслей Тагути.
— Вот скажите, полиции можно когда угодно без спросу в квартиры к людям заходить?
— Ты о чём?
— Да я тут, когда вещи собирала, обнаружила, что набор мой косметический пропал.
Не полицейские ли унесли?
— А почему ты вдруг думаешь на полицию?
— Ну, если бы вор забрался, он бы первым делом деньги взял. Больше и думать не на кого, кроме полиции. Да я не требую, чтобы они всё сейчас отдали…
— К сожалению, полиция тут ни при чём.
Тагути криво усмехнулся, но тут же посерьёзнел.
Лицо его приняло суровое выражение.
— Ты когда обнаружила пропажу?
— Когда?..
Теперь у Минэко на лице появилось озадаченное выражение.
— Вы имеете в виду, когда набор-то пропал?
— Ну да, я спрашиваю, когда он пропал.
— Не знаю. Да у меня косметики завались, так что можете особо не искать.
— А что там было?
— Да ладно вам!
— Тебе, может, и ладно, а мне теперь нужно это знать. Опиши подробно, что у тебя пропало.
— Ну, набор косметический. Крем там, помада, карандаш для бровей…
— Так-так…
— Вы что, знаете, кто украл?
— Догадываюсь, — уклончиво ответил Тагути, прищурившись.
15
На следующий день вечером пошёл дождь. В фарах мчавшихся по улицам машин поблёскивали и переливались водяные струи. Ливень, похоже, зарядил надолго.
Инспектор Судзуки, прятавшийся в тени дома, чуть пошевелился, обернувшись к Тагути, и спросил:
— Думаете, Сакакибара всё-таки выйдет сегодня?
— Должен, — буркнул Тагути, не отрывая глаз от дверей больницы. — Сегодня ведь Минэко к нему заходила и рассказала о предстоящей свадьбе. К тому же он уже может ходить.
— Так почему он всё-таки убил Кадзуко Ватанабэ, шеф? Вы, наверное, уже поняли?
— Ну, трудно пока сказать, правильно ли я понимаю…
По-прежнему не отрывая глаз от больницы, Тагути достал сигарету и прикурил. Мотив преступления он вроде бы разгадал — а если ошибся, то Сакакибара сейчас не выйдет из больницы.
— Я хотел понять, что он за человек, — медленно начал Тагути, словно ещё раз выверяя свои рассуждения. — Постоянной работы не имеет, живёт в малюсенькой каморке, продаёт свои стишки, которые сам печатает на мимеографе. На вырученные деньги пьёт в каком-то захудалом баре. Девица из бара и другая из турецкой бани называют его маэстро. Вот такой внешний контур получается.
— Да, это вы хорошо обрисовали, просто завидно становится.
— Мне тоже так кажется, — усмехнулся Тагути.
Из больницы пока никто не выходил. У Сакакибары в палате по-прежнему горел свет.
— Но если всё спокойно взвесить, окажется, что вся эта жизнь Сакакибары — сплошное притворство и бутафория. Мы же с тобой видели, что книжонки его совсем не продаются. Думаешь, он на эти деньги кормится? Да этого и на выпивку в баре не хватит. Так вот, до сих пор ему девицы помогали — давали средства на жизнь. Попросту говоря, жил себе припеваючи, как сутенёр. Только он это называл поэтическими отношениями. Но свою «не настоящую» жизнь он всячески камуфлировал, разукрашивал её красивыми словами и позами. Повесил себе на дверь помпезную вывеску «Научное общество изучения современной поэзии», в бар таскал с собой томик Бодлера. Для него и женщины-то были, наверное, только ещё одним средством приукрасить эту иллюзорную жизнь.
