Ну да, первая степень – самая серьезная и состоятельная называлась – галамы, вторая – помельче и менее оборотистей – галинмы, и третья, самая противная и ничтожная – галаймы.
Миновав переулок, он с огорчением подумал, что эти галаймы отняли у него какое-то время. Может быть, теперь ему этого времени не хватит, чтобы проскользнуть к оружейному магазину? Он еще некоторое время злился, а потом злость прошла. Остался только бег.
Бег, бег и бег. Чтобы успеть, чтобы опередить. Прежде чем маг догадается отрезать...
Быстрее, еще быстрее. А ну-ка, давай обгоним вон ту старушку, оставим позади этого юнца. Вперед, не жалея дыхания, не смотря на то, что уже устали ноги. Отдышаться можно и потом...
До дома оружейника оставалось всего два поворота, когда он, с размаху, чуть не налетел на толстую, протянувшуюся через всю улицу, медового цвета нить. Дальше виднелось еще несколько других. Цвета их не предвещали ничего хорошего.
Все, тут не пройти.
Еще надеясь, хотя где-то в глубине души понимая, что эта надежда напрасна, он обежал несколько улиц, пытаясь пробраться к магазину оружейника с другой стороны и едва не напоролся на парочку, поджидавших его в темном переулке черных нитей.
Чудом от них увернувшись, благо черные нити могли лететь только по прямой, он пустился наутек, и отмахав пару кварталов, остановился.
Вот и все. Это было уже окончательное поражение.
Хантер тяжело плюхнулся на ступеньки ближайшего дома и глубоко задумался.
А город вокруг него жил, город просыпался. Ему было ничего неизвестно ни про черного мага, ни про охотника, ни про их борьбу. Более того, город, наверное, ничего про них не хотел и знать. Потому что все это было не более чем неприятностями и заботами. А кому нужны неприятности и заботы? Нет, только не городу. У него этого добра хватало и без того.
Конечно, охотник мог явиться к главному дэву города и рассказать ему все. Про черных магов и про охотников. Про то, что делают маги, и что охотники. Все, абсолютно все. И конечно же, главный дэв посчитает его сумасшедшим, запрет в какой-нибудь уютный желтый домик... А если и поверит, то что смогут сделать дэвы против нитей судьбы?
Нет, все это смысла не имело.
Его охватило чувство бессильного отчаянья, которое время от времени испытывает каждый и с которым он, охотник, научился бороться. Правда, сейчас был совсем особый случай.
Господи, что же делать?
Понимая что первым делом надо во что бы то ни стало успокоиться, он зашел в первый попавшийся ресторанчик, заказал себе чашечку кофе и булочку, машинально, словно подчиняясь заложенной в него программе, их съел, и даже не почувствовав вкуса, вышел на улицу.
Все правильно, чтобы бороться дальше у него должны быть силы. И огнемет. Лучше бы два. Но где их взять?
Он замер...
У дэвов. Вот где. В их управлении должен быть склад оружия, в котором есть, просто должны быть, огнеметы.
Правда, это управление находилось на другой стороне города. До него было не менее пяти километров. Ничего, он доберется. Эх, если бы еще удалось поймать такси! Такси!
Он быстро огляделся. Нет, поблизости не было ни одной машины.
Еще бы, как он мог забыть? Ведь прошлая ночь была ночью падающих звезд. А значит, весь сегодняшний день таксисты работать не будут. Какая-то у них там сложная религия, которая запрещает работать в день, наступающий вслед за ночью падающих звезд. Вот невезуха-то!
Придется опять бегом.
И Хантер побежал...
Когда до управления дэвов оставалось совсем немного, из стены дома, мимо которого он пробегал, вынырнула нить цвета хаки и устремилась к нему.
Ну, уж нет!
Он увернулся, буквально чудом успев отскочить в сторону. Нить ударилась о стену дома на противоположной стороне улицы, перегородив ее, прямая, тугая, словно гитарная струна. Охотник остановился, лихорадочно соображая как бы ее обойти стороной.
С нитями цвета хаки шутки плохи.
В этот момент из стены выскочила вторая нить. Отшатнувшись в сторону, пропуская ее мимо себя, как тореадор пропускает разъяренного быка, Хантер повернулся и бросился в обратном направлении.
Все, к управлению дэвов, похоже, тоже не пробиться.
Впрочем, это было только начало...
Оглянувшись на бегу, охотник увидел что его преследуют еще две нити цвета хаки и припустил во все лопатки.
А вот теперь, все это начинало жутко напоминать облаву. Так оно и было.
От этих нитей он оторвался, но уже через квартал наткнулся на новые. Они тоже бросились вслед за ним, а потом к ним присоединились другие, хризолитовые, и третьи, черные как уголь.
И тут начался настоящий кошмар.
Охотник метался по городу, в поисках укрытия, в котором можно было бы отсидеться, но черные, красные, хризолитовые нити преследовали его, стараясь загнать, окружить и мало помалу это им удавалось.
Говорят, каждому человеку, за свою жизнь, суждено хотя бы раз почувствовать себя зверем, ощутить любовь зверя, его тоску по воле, ярость звериной схватки, звериный страх... Конечно, Хантеру случалось убегать и раньше. Но только раньше, он всегда знал, что это бегство не более чем отступление. Что-то изменится и он вернется, сквитается.
Только не в этот день. Именно этот день запомнился ему как день, в который он узнал, что такое страх загнанного зверя. Он бежал, зная, что убегать никакого смысла уже нет, что давно пора сдаться и умереть, а ноги несли и несли его, независимо от сознания, повинуясь лишь инстинкту самосохранения. У него уже абсолютно не осталось сил, он знал, что следующий шаг его убьет, разорвет колотящееся паровым молотом в груди сердце, и все равно бежал, бежал не разбирая дороги, стараясь оторваться от преследовавших его словно гончие нитей судьбы.
А потом ему попалась колокольня. Нелепая, построенная из различных по размеру блоков, она возвышалась посреди небольшой площади, вымощенной красным кирпичом.
И Хантер бросился к ней, потому что она показалась ему убежищем, в котором можно было перевести дух.
Он метнулся к окованной железными полосами двери и толкнул ее. О, счастье – она открылась!
Ворвавшись внутрь колокольни, на последнем издыхании, охотник бросился к винтовой лестнице и стал карабкаться по истертым временем и ногами многих звонарей ступеням, вверх, туда, где болталась на ветру веревка самого большого колокола, то и дело с глухим шаркающим звуком задевавшая обгаженные птеродактилями деревянные перила.
Сзади глухо хлопнула закрывшаяся дверь, на него пахнуло сыростью и плесенью. Но ему было некогда принюхиваться, он уже взбегал вверх по лестнице. И взбежал, и остановился и рухнул на каменный, уже нагретый солнцем пол, пытаясь отдышаться, успокоить буквально разрывавшее грудь сердце...
