Мы молчим. Ни тебе притворно радушных улыбок, ни протянутых для пожатия рук. Видно, нас плохо воспитали. Выдержав паузу, плексигласовый Обер-директор продолжает:
— Ваше существование меня изрядно беспокоит. С научной точки зрения я нахожу вас весьма любопытным явлением.
— Вот-вот, я и сама страдаю от излишней научной любознательности. Скажи мне на милость, как они коробки твои чистят? Как аквариумы, что ли?
Он, оказывается, наделен многочисленными способностями. В том числе улыбаться и хмуриться. Или даже краснеть от злости. Поэтому его восковые щеки покрываются противными синеватыми пятнами, которые теперь на всю жизнь отвратят меня от соблазна даже мельком глянуть на сливовый пирог.
Плексигласовый воззрился на Гозена. Гозен делает ко мне несколько шагов, поднимая свою колоссальную ручищу. Вскакиваю на стол, готовая подняться к потолку и повиснуть там, как летучая мышь. Снаружи страшный ветрило бьет в окна, и за потоками дождя уже не видно даже соседних небоскребов. Громыхает каждую минуту, и молнии то и дело разрезают черное небо. Настоящий ураган.
Гозен замер на месте.
Обер-директор смотрит на меня со смесью негодования и… жадного желания сожрать на месте.
— Что с тобой, ОД? Можно, я буду звать тебя ОД? — перевожу взгляд на Гозена. — Что с ним? Ему что, какой-нибудь питательный раствор нужен?
Гозен подался вперед, но, наученная опытом, я стремительно отпрыгиваю. Его увесистый кулачина обрушивается на стол, и меня слегка подбрасывает вверх. Стол трещит, а я заблаговременно перемещаюсь на дальний край. Я знаю, что стая настороже и у меня есть время оглянуться на плексигласового. Голова у него свесилась набок, как будто он устал. Были бы у него руки, уверена, он бы начал растирать себе переносицу.
— Гозен, перестань, — мягко говорит плексигласовый.
Гозен вытягивается по струнке и пятится назад к стене. Вот бы Газман и Игги меня так слушались.
— А ты слезай со стола, живо! — приказывает мне ОД. — Пора начинать аукцион. Как только включатся мониторы, не смейте подавать голос.
Слышу, как Газзи придушенно хихикает.
ОД переводит глаза на меня:
— Ты хочешь что-нибудь сказать, пока мы не вышли в живой эфир?
— Ага, хочу. Тебе звонил хомяк. Велел передать, что он просит вернуть дома, и ему, и его родичам.
66
Кто бы этой игрой ни заправлял, надо отдать им должное, догадались-таки обходиться без людей. Людей мы всегда обхитрим и обыграем. Потому-то нам и достались на сей раз этот плексигласовый, амбал с лазерными глазами да куча солдат-роботов.
С легким электронным потрескиванием на стене оживают экраны телевизоров. Один за другим на них появляются мужчины и женщины в самых разнообразных интерьерах. Единственное, чем они все похожи, это выражением сознания собственного могущества и власти. Очевидно, перед каждым из них тоже стоит экран — я вижу, как все они метнули на ОД слегка брезгливый взгляд и сразу перевели глаза на нас.
— Что ж ты через Интернет-магазин нас продать не хочешь? Думаешь, так больше дадут? — шиплю я плексигласовому.
Если бы он мог представить себе кривую рожу Игги, ему бы и в голову не пришло вытащить его перед камерой. Ничего, век живи — век учись.
— Вам здесь представлены объекты, выставленные на аукцион, — голос у ОД, на удивление, сильный и не терпящий возражений. — Все в относительно хорошей форме. Легкие временные повреждения у одного экземпляра.
Это он о сломанной руке Ангела. Меня снова захлестывает злоба.
— У них есть какие-нибудь… вредные привычки? — спрашивает черноволосая черноглазая женщина в строгом темно-синем костюме.
— Помимо нашего ужасного вкуса в одежде? — вклиниваюсь я прежде, чем ОД успел открыть рот.
Лица на каждом экране вытянулись от неожиданности. Никто не ждал, что мы подадим голос.
— Или полного отсутствия навыков личной гигиены?
— Замолчишь ты, наконец, или нет! — шипит на меня ОД.
Но, поскольку Гозен не движется с места, я его особо всерьез не воспринимаю.
Поднимаю брови и гляжу прямо в глаза экранным покупателям:
— Все зависит от того, считаете ли вы вредной привычкой полную неспособность подчиняться приказам.
— Молчать! — уже громче говорит ОД, а экранные люди принимаются перешептываться со своими закадровыми партнерами. — Как видите, они стопроцентно функциональны, с ограниченным, но исключительно практическим мышлением.
— Это у нас ограниченное мышление? — я по-настоящему возмущена. — Кто бы говорил об ограничениях, но только не ты. По крайней мере, я и плавать могу, и летать, и пищу самостоятельно переваривать.
— Ага, а как насчет вот этого? — Газман взрывается… своим новым талантом. Я-то все думала, когда и какое именно у него новое умение прорежется. Мысли читать, как Ангел? Летать, как я, на сверхзвуковой скорости? Цвета на ощупь различать, как Игги? Предсказать это было невозможно.
Так ли уж невозможно, в этом я теперь сомневаюсь.
Клянусь вам, из него буквально вырвалось зеленое грибообразное облако. У Газа всегда было неладно с пищеварением. Хотя многие мальчишки в состоянии довести до совершенства способность пукнуть по команде, но окажитесь вы с Газзи в маленькой комнате — у вас быстро слезы из глаз потекут.
Но ЭТО было совсем из другой оперы.
Вижу, что глаза на экранах расширились. ОД, повернувшись, видит, как стая быстро пятится подальше от Газмана, который окутан облаком ядовитого желто-зеленого газа.
— Лучше снаружи, чем внутри, — усмехается виновник нового развлекательного аттракциона.
— Пресвятая Дева Богородица, — хрипит Тотал и пулей бросается под стол.
— Чем ты таким наелся? — давлюсь я. — Криптонитом[10]или ядерными отходами?
— Что это? Кто это сделал? Что это значит? — наперебой вопрошают экранные голоса. А ОД, если бы мог, от злости на месте испепелил бы Газзи взглядом.
Прижимаю ладонь к носу и рту и продолжаю отодвигаться от Газмана в самый дальний угол. Подойдя чуть не вплотную к экранам, говорю, не отнимая руки от лица:
— Понимаете теперь, как широко понятие вредных привычек.
— Это мой новый талант! — Газ явно горд достигнутым.
— Мама дорогая, — причитает Надж, — почему здесь окна не открываются!
— Ну ты, мужик, даешь! — Игги восхищенно хлопает Газа по плечу. — Настоящий крутняк.
Тон аукциону задан что надо.
Игги ковыряет в носу, Клык сливается с висящим на стене абстрактным художеством черных подтеков на черном фоне. Надж без умолку треплется о преимуществах зеленого лака для ногтей над темно-вишневым и об уместности блесток на повседневной одежде. Однако голос ее все сильнее заглушают завывания урагана за окном.
