– Мисс Уинвуд, – сказал он, – не окажете ли вы мне великую честь, став моей женой?
Он смотрел на нее снизу вверх, и она, глядя в его глаза, не могла поверить, что такой красивый и романтичный мужчина мог быть виновником всех этих злодейств. Но увы! Теперь уже сомневаться не приходилось.
Однако она снова увидела ножницы и падающие на пол темно-рыжие тяжелые пряди. Потом их сметут в кучу и сожгут. К горлу подступила тошнота.
– Да.
Дженнифер закрыла глаза. Она даже не вполне была уверена в том, что произнесла эти слова вслух.
Но все-таки они были сказаны. Потому что граф опять был на ногах и, крепко пожав ее руки, дрогнувшим голосом произнес:
– Вы еще будете рады тому, что ответили «да». Я готов посвятить этому жизнь.
– Не стоит напрасно тратить силы, – ответила она. – Завтра ночью вы будете владеть моим телом, милорд. Кажется, это для вас важно. Но вы никогда не завоюете ни моего сердца, ни моего уважения. Я буду ненавидеть вас всю оставшуюся жизнь.
– Как знать. – Он по очереди поцеловал ей обе руки, после чего оживленно произнес:
– Сегодня у меня очень много дел. Вы останетесь дома. Уверен, что это отвечает и вашим желаниям. Вы… – Вдруг он замолчал и, пристально заглянув ей в глаза, спросил:
– Когда вы вернулись домой вчера, вам пришлось несладко?
Дженнифер усмехнулась.
– Мой отец – суровый человек. Вы навлекли на него большой позор.
Гейб нахмурился.
– Он вас… трогал?
– Рукой – нет, – все с той же усмешкой ответила Дженнифер. – Он использовал розги.
Торнхилл на миг закрыл глаза.
– Я оставлю распоряжения, – сказал он, – чтобы с вами обращались как подобает до завтрашнего утра. А завтра вы будете уже под моим покровительством.
– Вы тоже держите дома розги? Или трость? Очень эффективное орудие для поддержания дисциплины, милорд. У меня до сих пор все тело болит.
– Даю слово чести, то, что с вами случилось, было в последний раз.
– Вы меня успокоили, – с горьким смехом ответила она. – Как вы сказали, милорд, – слово чести?
Гейб несколько секунд кряду пристально смотрел на нее, после чего поклонился с подчеркнутой вежливостью.
– До завтрашнего утра, – сказал он и вышел, закрыв за собой дверь.
«Вот так, – повторяла Дженнифер, – вот так». Ни одной мысли в голове. Она продолжала стоять посреди комнаты, тупо уставившись на дверь, когда в комнату вошли тетя Агата, а следом отец.
– Итак, мисс, – сказал отец, – кажется, всеобщего позора удалось избежать. Хотя как мне сегодня смотреть людям в глаза, я не знаю.
– Ну, Дженнифер, – довольно натянуто улыбаясь, сказала тетя, – у нас впереди довольно напряженный день. Надо готовиться к свадьбе.
К свадьбе. Она выходит замуж. Не через месяц, как планировалось, не в соборе Святого Георгия, в присутствии чуть ли hp всего лондонского света. Завтра их обвенчают в какой-нибудь маленькой церквушке. И выходит она не за Лайонела, которому была обещана вот уже пять лет, кого любила пять лет, а за графа Торнхилла.
Ей предстояло стать графиней Торнхилл.
Его женой.
– Да, тетя, – сказала Дженнифер и вслед за леди Брилл вышла из гостиной.
* * *
Явившись к Рашфордам, граф Торнхилл встретил примерно такой же «дружественный» прием, что и у Нордала, с той лишь разницей, что, получив отказ, тут же последовал за дворецким наверх и вместе со слугой вошел к хозяину.
– Нет, – решительно заявил Торнхилл, – вам не удастся меня выставить.
Керзи, которому случилось в это время находиться в доме отца, и граф Рашфорд, онемевшие от такой наглости, взирали на гостя.
– Я пришел, – как ни в чем не бывало продолжал Торнхилл, – за тем, что принадлежит мисс Уинвуд.
– За чем вы пришли? – не веря своим ушам, переспросил лорд Рашфорд.
– По-моему, – протянул Керзи, – он спрашивает о письме. Но с какой стати вы, Торнхилл, предъявляете права на собственность этой, с позволения сказать, шлюхи?
– Я имею честь являться женихом дамы, – с каменным лицом заявил Торнхилл, – и, как вам, несомненно, известно, Керзи, мне не хотелось бы вызывать вас на дуэль – в противном случае я бы давно это сделал. Но если вы будете продолжать оскорблять мою даму, и так перенесшую из-за вас немало страданий, вы не оставите мне выбора: придется вас убить. А теперь дайте мне письмо.
– Письмо, – вступил в разговор граф, шипя от ярости, – уже давно превращено в пепел. Даже зола, оставшаяся после эдакой мерзости, способна осквернить мое жилище.
– Так значит, вы решили на ней жениться, – с усмешкой констатировал Керзи и прищелкнул языком, но, почувствовав на себе суровый взгляд отца, поспешил принять скорбное выражение.
– Да-а, – разочарованно протянул Торнхилл, опустив протянутую руку, – именно этого я и боялся. Если бы письмо не было уничтожено, нашлось бы немало людей, которые могли бы под присягой подтвердить, что оно было написано не мной.
– Вы не так глупы, чтобы не догадаться продиктовать его кому-нибудь из слуг, – сказал лорд Керзи. – Как бы там ни было, отрицать вашу причастность бесполезно. Кому еще понадобилось бы писать это письмо и ставить под ним вашу подпись? Вы разрушили мое счастье, Торнхилл, и чуть было не обесчестили мое имя. Только благородный поступок моего отца вызвал сочувствие к моей персоне, и вместо презрения я получил симпатию общества. Но вы могли бы покрыть позором не только меня, но и моего отца. А этого я уже не могу вам простить.
– Благородный поступок вашего отца обесчестил имя невинной девушки. Он подставил ее, чтобы выгородить вас. Теперь это у нас называется благородством. Вы не просто испортили ей репутацию – вы сделали это так грубо и жестоко, как, наверное, никто до вас не посмел бы поступить. Трудно поверить, что такой способ защиты собственной чести приемлем для того, кто влюблен. Будь я на вашем месте, я бы подольше выдержал скорбную мину. Слишком уж вы быстро оправились после столь тяжелого потрясения. Должен сказать, что для меня – и, наверное, не для одного меня – очевидно, что вы рады вновь обретенной свободе, и это наводит меня на мысль, что вы сами все и подстроили.
Глаза Керзи засверкали от праведного гнева.
– Не стоит применять к другим то, что вы считаете приемлемым для себя, Торнхилл. Видимо, вы именно так и поступили бы. Впрочем, к чему эмоции? Я просто предлагаю вам подумать, чье слово имеет для света больший вес: мое или ваше? Ответ, наверное, очевиден.
– Я должен попросить вас удалиться, Торнхилл, – сказал лорд Рашфорд. – Мой сын перенес из-за вас глубокое потрясение, так как был тяжко оскорблен женщиной, чье имя я не хочу произносить вслух. Моя жена и я оскорблены и разочарованы. Если вы посмеете вернуться сюда, мне придется выставить вас за дверь в буквальном смысле слова. Надеюсь, я понятно изъяснился?
