— Это как-то связано с тем, что телефоны не ловят? — спокойно спрашивает она.
— Ну… да, скажем так.
— Ты все-таки вляпался, как и ожидалось?
— На этот раз, похоже, вляпался Молинари. Он должен был найти одного человека в Лондоне, а еще этого человека искал Константинов.
— Банкир, про которого ты рассказывал?
— Ну да. Похоже, вместо этого человека они нашли друг друга. И теперь нас немного караулят. За дверью и внизу.
— Выходит, ты перестал мне рассказывать про свои приключения на самом интересном месте.
— Ты зачиталась Акуниным. Но я наверстаю, все равно сидим взаперти.
— Зачем же тогда собираться?
— Ну, сейчас ведь придумаем, как быть.
Пока они собирают сумки, Иван излагает свою детективную историю про Филипа Фонтейна.
— Думаешь, этот юрист украл скрипку? — спрашивает Софья, копаясь в ящике с бельем.
— Не украл, а взял то, что считал своим. Вряд ли у него были с собой документы.
— И это он теперь хочет застраховать скрипку? Ты же говорил, что клиент у Молинари — страховая компания.
— Нет, у того, кто хочет застраховать, другая фамилия. Мы просто двигались по цепочке. Ну и Константинов тоже по ней пошел, когда я ему рассказал про Фонтейна. Я ему стал не нужен. В общем, я идиот, — на самом деле все это из-за меня.
— Ты умный. Только наивный иногда… Ну, я собралась. И что делаем дальше?
— Пока сидим и думаем.
И он усаживается за отключенный от сети компьютер, чтобы невидяще пялиться в экран и перебирать варианты. Не по полотенцам же слезать из окна с беременной подругой. А Софья как ни в чем не бывало снова открывает роман. Все-таки участие в авантюре с крадеными картинами в Бостоне притупило у нее чувство опасности, думает Штарк. Ему было бы легче, если бы она трусила и суетилась: тогда ее можно было бы успокаивать, признаваясь одновременно, что ему самому немного страшно.
Через полчаса они слышат механический шум за окном, достаточно громкий, чтобы проникнуть сквозь стеклопакеты. И не со двора, а со стороны проспекта Мира.
«Штурмовать они собрались, что ли?» — мелькает у Штарка дурная мысль. Но тут же рот его сам собой растягивается в улыбке. Ну конечно, вот чего ребята точно не учли! Этим летом фасад сталинского дома, выходящий на проспект, решили подлатать: с карниза под крышей прямо на головы прохожим сыпались куски штукатурки. Вот уже две недели работяги в люльке поднимаются на самый верх и что-то подмазывают, укрепляют. А если шум слышно сквозь окна, значит, они совсем рядом!
Иван распахивает окно, выходящее на проспект, и улыбается двум таджикам, поднявшимся в своей люльке уже почти до уровня штарковской квартиры.
— Привет! — кричит он им, как старым знакомым.
Рабочие осторожно улыбаются в ответ, не видя особых причин для такой приветливости.
— Мужики, тут такое дело… Остановите люльку на минуту, ладно?
Один из строителей нажимает на кнопку на щитке управления, и люлька зависает. Две пары черных глаз изучают странного жильца, вдруг решившего пообщаться. Небось сейчас ругаться начнет: помешали чему-нибудь.
— У нас с женой с детства мечта — покататься на такой люльке, — продолжает Штарк. — Возьмите нас, а?
— Нельзя нам, — угрюмо бурчит старший из двоих.
— И за штуку тоже нельзя? За тыщу рублей?
— Не-а. Ты что, начальник, нам не разрешают. — Работяга робко улыбается, показывает золотые зубы.
— И за пять тыщ? — Для убедительности Иван вытаскивает из кошелька розовую бумажку.
— Если увидят, уволят нас.
Тут рядом с Иваном высовывается из окна Софья.
— Ну, мальчики, пожалуйста… Ну нам очень надо, — канючит она, как маленькая девочка. Штарк даже не знал, что она умеет разговаривать таким голосом.
Почему-то ее появление оказывается решающим аргументом.
— А давай, — говорит старший, не забывая протянуть руку за бумажкой, которую все еще высовывает в окно Штарк.
Когда они начинают грузить чемоданы, капитан люльки пытается протестовать — ясно, что никакое это не катание, а бегство, — но Софья смотрит на него взглядом затравленной лани, и он замолкает. Уже шагнув на подоконник, Иван вдруг вспоминает про кота. Но тот, существо не слишком лояльное, вовсе не рассчитывал на верность хозяев: только Штарк собирается лезть обратно, как Фима вспрыгивает на окно.
Люлька с постоянно озирающимся экипажем сползает вниз по фасаду.
— Спасибо этому дому, пойдем к другому, — бодро произносит Софья, ступая наконец на тротуар. Облегчение, которое она чувствует, выбравшись из люльки, вполне компенсирует последние пять минут молчаливого ужаса. Иван тоже натерпелся, понимает она по его наигранно-веселому прощанию с работягами.
— Завидую вам, — говорит он. — Вы вот весь день так катаетесь.
Но они уже спешат снова запустить люльку вверх. Таких приключений они не ищут, — вдруг и в самом деле кто-то видел этот их пассажирский рейс.
— Ну что, куда поедем? — спрашивает Софья.
— Ты взяла американский паспорт?
— Куда ж без него.
— Тогда в Нью-Йорк, наверное. Только я с дороги Тому позвоню, где он и все ли у него в порядке. Думаю, раз нас обложили, значит, он где-то вне досягаемости.
Софья не говорит вслух ничего из того, что приходит ей сейчас в голову про долгий перелет, возможные роды в Нью-Йорке и вообще другую жизнь, которая может теперь ждать их.
— А кота тоже в Америку повезем? — высказывает она единственное соображение.
Штарк во второй раз за десять минут забыл про Фиму. А кот тихо сидит у Софьи на руках.
— Надо его к Ирке завезти, — решает Иван. — Заедем по дороге.
Тут он спохватывается: выяснится, что они сбежали, — не дай бог Константинов заинтересуется его дочерью! Ее тоже срочно надо отправлять из страны. А американской визы-то у нее нет. С этими невеселыми мыслями — второй раз не повезет, как с люлькой, — он останавливает частника и велит ему ехать на Фрунзенскую.
«Вот с Молинари все понятно: он один и легок на подъем, — думает Штарк. — А у меня дети и коты. Не побегаешь налегке. Как он вообще представляет себе такое партнерство? Типа, я буду Ниро Вулф, а он — Арчи Гудвин?»
Ирки дома не оказывается, и вообще дверь никто не открывает. Штарк покупает в соседней «Евросети» новую сим-карту — если он воспользуется своим обычным телефоном, их побег наверняка сразу обнаружат, — и звонит дочери. «А мы с мамой в Испании, на море, — отвечает она обиженно. — Ты что, забыл? Ну, папка, ты даешь!» У Штарка как гора падает с плеч. Лучше он в очередной раз покажет себя невнимательным отцом, чем с дочерью что-нибудь случится.
