— Вера.
Меер покачала головой; для нее этот ответ был недостаточным.
— А теперь, совсем как Малахай, ты убежден в том, что эта мелодия — моя мелодия — имеет какое-то отношение к той флейте, упомянутой Бетховеном в письме?
Джереми был удивлен.
— Откуда тебе известно содержание письма? — Затем, спохватившись, он покачал головой. — Тебе рассказал Малахай, да? Извини. Передавая ему содержимое письма, я должен был бы попросить его ни о чем тебе не рассказывать. Я хотел сам показать тебе все, когда ты сюда приедешь.
Девушка была удовлетворена этим объяснением.
— Но что именно говорилось в письме?
— То, что в шкатулке хранится ключ, который поможет узнать, где спрятана флейта. — В голосе Джереми прозвучала покорность, словно ему не хотелось говорить на эту тему.
Меер вздрогнула. Образ Бетховена, держащего флейту, был невыносимо отчетливым, и ей на плечи давило бремя необходимости найти этот инструмент. Вот только это было чужое бремя. Ее супруг не потерялся, заболев в горах Индии. Растущая паника и настойчивое стремление его найти — чувства искусственные, сфабрикованные. Но тут Меер увидела нечто осязаемое, что действительно было очень важно.
— Ты полагаешь, тот, кто похитил письмо у вас с доктором Сметтерингом, также похитил шкатулку и теперь ищет флейту?
— Да. В прошлую пятницу в местной газете появилась заметка о том, что в шкатулке с играми было обнаружено письмо Бетховена. Одно это уже достаточное основание для того, чтобы похитить оба этих предмета. Но я считаю, что воры охотятся за флейтой.
— В заметке содержались какие-либо подробности?
— Нет. И я ни о чем не говорил никому, кроме своих коллег из правления Общества памяти и Малахая.
— Но тогда как…
— В мире есть сотни исследователей, изучающих проблемы перевоплощения, музыковедов, археологов, не говоря про членов нашего общества, знающих про «инструменты памяти» и связь Бетховена с предполагаемой «флейтой памяти». — Джереми крепче стиснул рулевое колесо. — Или тот, кто похитил письмо, также украл и шкатулку, или содержимое письма попало к кому-то еще, кто организовал утреннее нападение.
Они остановились на красный свет. Справа возвышалась каменная церковь со шпилями, устремившимися в безоблачное голубое небо. Вдруг на колокольне зазвонили колокола, и их звон отозвался у Меер внутри.
— Почему ты прислал мне каталог и рисунок через Малахая? Почему не позвонил и не предупредил о том, во что ввязался, не предостерег меня?
Отец молчал.
— Ты звонил Малахаю после того, как я от него ушла, чтобы узнать мою реакцию?
— Разумеется, потому что я хотел убедиться в том, что с тобой все в порядке. Я понимал, что это станет потрясением.
— Я не хочу быть твоей подопытной морской свинкой.
— Ты моя дочь. Я думаю только о том, как тебе помочь, как защитить тебя. Того же самого хочет и Малахай.
— И, помогая мне, заодно проверить свои теории.
— Перевоплощение — это не моя теория.
— Однако ведешь ты себя именно так.
— Это часть системы моих верований.
— Часть системы твоих верований, которую ты хочешь доказать через меня.
Так резко Меер еще никогда не говорила с отцом — ни на эту, ни на какую-либо другую тему. Причиной тому стали события последних двух суток.
— Меер, милая моя, ты всегда воспринимала это шиворот-навыворот. До того как ты начала слышать эту музыку, я не был особо религиозным. Да, я искал утерянные иудейские реликвии, но в первую очередь я был антикваром. По большим религиозным праздникам ходил в синагогу, но в основном потому что так принято, из уважения к своему прошлому. Я и не думал изучать Каббалу. Даже не знал, какое большое значение имеет концепция перевоплощения для иудаизма. Все это я узнал только после того, как у тебя начались проблемы.
— Значит, все это ты делал ради меня? — В голосе Меер прозвучал неприкрытый сарказм, о чем она тотчас же пожалела.
— Для того, чтобы понять, как тебе помочь.
— Не сомневаюсь, что ты успокаиваешь себя такими доводами.
— Ты случайно не видела фильм «Вспомнить все» с Арнольдом Шварценеггером?
Меер удивленно посмотрела на отца.
— Нет.
— Герой Шварценеггера не может доверять своим воспоминаниям — не может определить, что в них правда, а что ложь. Когда его спрашивают, что он хочет, он отвечает: «Вспомнить», а на вопрос «зачем» говорит: «Чтобы снова стать самим собой». Только этого я и хочу для тебя. Чтобы ты вспомнила, чтобы снова стала самой собой, во всех своих воплощениях.
Несколько минут они ехали молча, затем Джереми свернул на Пратерштрассе, и Меер обратила внимание на знакомые надписи на иврите на некоторых зданиях. Именно сюда она забрела в субботу вечером.
— Куда мы попали?
— Это старое еврейское гетто. Его восстановили евреи, вернувшиеся в Вену, — сказал Джереми, сворачивая с главной улицы в узкий переулок. Взглянув на дочь, он спросил: — А что?
— Ничего, все в порядке.
Джереми въехал на стоянку. Не дожидаясь отца, Меер вышла из машины, повернула направо и уверенно направилась вперед.
— Ты же не знаешь, куда… — начал было Джереми, торопясь следом за ней.
Он нагнал дочь как раз в тот момент, когда она остановилась перед невзрачным зданием по адресу Энгертштрассе, 122.
— Откуда тебе известно, что мы шли именно сюда?
ГЛАВА 34
Живи, чтобы у тебя возникло желание жить снова, — это твой долг — ибо в любом случае ты будешь жить снова!
Фридрих Ницше
Понедельник, 28 апреля, 13.25
— Именно здесь собираются члены Общества памяти с тех самых пор, как оно было основано в конце 1809 года, — сказал Джереми.
Зазвонил домофон, и он открыл массивную входную дверь, приглашая Меер войти. Но та не тронулась с места. Охваченная дрожью, чувствуя во рту металлический привкус, она увидела, как соседние здания начинают становиться прозрачными.
— Что с тобой?
— Ничего, все хорошо. — Меер постаралась говорить как можно более спокойным голосом, при этом отчаянно сражаясь с надвигающимися кошмарами.
— В чем дело?
Собрав все силы, девушка перешагнула через порог и оказалась в прихожей. У нее за спиной закрылась дверь, и громкий щелчок наполнил тесное помещение гулкими отголосками. Ноги Меер налились свинцовой тяжестью, и каждый шаг давался ей с трудом, но она прошла следом за отцом по полу, выложенному белыми и черными мраморными плитами, через дверь под средним сводом в главный зал общества.
