отделить вертолёт от полосы.
— Теперь уже не уверен.
Я ещё раз проверил параметры двигателей и несущего винта. Всё в норме, так что можем взлетать. Для начала нужно выполнить контрольное висение.
Медленно поднимаю рычаг шаг-газа. Вертолёт завибрировал, но стоит на полосе как вкопанный. Ещё подтягиваю рычаг, но только совсем чуть-чуть оторвались от бетона.
Ми-24 висит, но очень тяжело. Выше никак не хочет карабкаться. На такой высоте в разгон не переведёшь вертолёт. Но я и не планировал.
— Маловато будет высоты, — расстроено объявил Кеша.
От полосы и правда отошли меньше чем в 50 сантиметров. Бывает, что и вертолёт висеть не может, но разгоняешь по полосе и всё хорошо. Так и сделаем! С некоторой поправкой.
— Кеша, тебе из-за мешка приборы видны? — уточнил я.
— Да, а что?
— Не смотри на них. Сейчас я тебе покажу, как взлетают в самых редких случаях.
Вновь зажал тормозную гашетку, чтобы вертолёт стоял устойчиво. Поднимаю рычаг шаг-газ, одновременно готовясь отклонить ручку управления от себя.
Сначала ничего не происходит. Вертолёт как стоял, так и стоит. Медленно поднимаю рычаг, и вот уже Ми-24 начал реагировать. Гашетку отпустил, и хвост начал постепенно приподниматься.
— Командир, у нас задница поднялась, — запереживал Кеша, когда на авиагоризонте тангаж стал 5°.
— Так задумано, — объяснил я.
Линия горизонта начала подниматься вверх. Перед глазами только серый бетон и белая осевая линия полосы. Тангаж увеличил до 8°. Вертолёт медленно разбегается, но скорость растёт не так быстро.
— Скорость 30… 40, — отсчитывал Кеша.
Всё же посмотрел на приборы! Не испугался. Глядишь, толк из него будет.
Хвост слегка начал опускаться, но я опять отклоняю ручку управления вперёд. Положение на носовом колесе нужно держать.
Усилия на ручке управления большие. Не так и просто держать подобное взлётное положение.
— Скорость 60… 70, — продолжал считать Кеша.
Чувствую, как вертолёт уже готов отделиться. Отклоняю ручку на себя, и мы начинаем отходить от полосы. Высоту набираем медленно, но уверенно.
— Фух! — выдохнул Кеша. — Возможно, надо было ещё ящик апельсинов взять?
— Обойдёшься, — ответил я, выполняя отворот в сторону Баграма.
Через 40 минут мы произвели посадку. Она вышла менее проблемной, чем взлёт. Пока заруливали, я заметил, что нас уже ожидает несколько автомобилей. Тут и начальник тыла, и его подчинённые для разгрузки продуктов.
После выключения, я быстро вылез из кабины, чтобы подойти к тыловику и выяснить про столь срочную задачу.
— Товарищ подполковник, вопрос разрешите? — спросил я, поздоровавшись с ним.
— Что случилось? Плохо к вам отнеслись? — подмигнул он, намекая на презенты от прапорщика.
— Не в этом дело. В чём смысл столь срочно грузить в Ми-24 большой объём продукции? Мы несём меньше, чем Ми-8. Сложно было отправить несколько бортов, и тогда бы привезти гораздо больше…
— Лейтенант, я тебя понял. Смысл только в том, что надо было быстрее. Думаешь так просто выбить нормальные продукты к нам на базу?
— Понятно, — махнул я рукой. — Куда же все продукты уходят? Неужели в Кабуле оседают.
— Не ко мне вопрос. Но мне сказали нормально покормить личный состав. Вот сегодня у вас будет настоящая жареная картошка, лук… кстати, а где ещё один мешок?
Тут из передней кабины и вылезло моё горе-луковое по имени Иннокентий. Думал, что он дождётся кого-нибудь, кто заберёт мешок. Но нет!
Со всей пролетарской ненавистью, Кеша скинул мешок на бетон. Ткань по закону подлости не выдержала и порвалась. Лук рассыпался.
Техники сразу начали помогать собрать луковицы.
Тыловик был доволен, а вот я призадумался. Проблемы со снабжением всегда были и будут. И как их решить, мне непонятно.
Енотаева мы с Кешей нашли на КДП. Он сидел в классе подготовки вместе с ещё несколькими лётчиками. Ознакамливался с документами.
Выслушав мой доклад, он похвалил нас. И за доставку еды тоже.
— Там, правда, нужно было быстрее забирать. Пришло несколько рейсов из Союза с продуктами, так что времени посылать другой экипаж не было. Могли бы опять довольствоваться консервированной картошкой. Кстати, а ты почему таким способом взлетел?
Как будто первый раз! На моей памяти это минимум второй раз, когда пришлось взлетать в Афганистане с носового колеса. Взлёт сложный, но если его освоить, он очень помогает в сложных ситуациях.
И тут меня осенило. А откуда Ефим Петрович знает, про мой взлёт?
— Кто вам уже доложил? Точнее, пожаловался.
— Думаю, ты сам всё знаешь. Подполковник Баев собирается завтра к нам на разборки, — ответил Енотаев, отложил в сторону документы и показал мне на дверь.
Иннокентия отправили сразу в жилой городок, а мы с комэской начали общение по поводу Баева.
— Сань, ты его точно не посылал? — спросил у меня Ефим Петрович.
Ну вот чего он так! Если я послал когда-то Березкина, так это не значит что я теперь всем «дорогу указываю».
— «Пошёл ты» я ему не говорил.
— Но характер показал, верно? — улыбнулся Енотаев.
— Я ему только сказал, чтобы свои допросы установленным порядком проводил. У него на лице было написано: ' — Хочу наказать'.
Рассказал комэске, как вообще себя ведёт Баев. Сколько в нём надменности.
— Я так и предполагал. По всему Афгану сейчас начинают разбираться с «лихачеством» и нарушениями.
Как обычно! Теперь доказательства принеси, свидетельства предоставь. И тогда, может, тебя пожалеют.
Я посмотрел на полосу и увидел заходящий на посадку Ан-26. Винтовой самолёт приземлился и начал заруливать на стоянку. К нам спустился Бага, чтобы довести срочную информацию.
— Это из Кабула прилетели. Командир, вам сказали ехать встречать. Это новый зам командующего ВВС Армии и начальник службы безопасности полётов, — объяснил он.
— Ну вот, вспомнили на свою голову. Явился, лёгок на помине. А ведь обещался прилететь завтра!
Глава 20
Командир эскадрильи пошёл на стоянку, чтобы встретить начальство. Меня же Енотаев отправил в жилой городок.
По приезду в наше расположение я оценил масштабы разрушений от вчерашнего обстрела. И не такие уж они и маленькие. Я медленно шёл по взрыхлённому песку и осматривал разбитые строения. Ощущается ещё запах гари и тлеющих досок. Больше всех возмущался замполит Кислицын, которого я встретил у сгоревшей бани.
— Ничего святого у людей, — вздыхал над разломанной печкой Сергей Владимирович.
Рядом с ним был его «близкий друг» — Марат Сергеевич, который цокал
