это слишком рискованно. В городе на каждом шагу могут быть шпионы светлых эльфов… и убийца. Он планомерно уничтожает все следы изысканий Сауреса. Если убийца узнает, что мы вернулись в город, то обязательно попытается напасть.
— Вы кое-что упускаете. Он уничтожил не все следы, — сказал Иззе.
— Точно. Спасибо Иззе. Мы совсем забыли про Дамасо Ортиса. Только как нам его найти? Обшарить все монастыри, что строились на деньги его семьи?
— А вам не кажется странным, что Ортисы скрывают, в каком монастыре находится их сын? — задумчиво протянул Амико. — Обычно из этого не делают такой тайны.
— Его упекли туда за безумие, — фыркнула Чарна. — Кому захочется трезвонить о семейном позоре?
— Они бы тогда и причину скрыли, — упорствовал Амико. — А так объявили на всю Карамаргосу о его безумии и спрятали.
— Они боятся за его жизнь не меньше нашего, — предположил Терций, — и знают обо всей этой истории что-то, чего не знаем мы!
— Мне снова влезть в их дом? — спросил Иззе.
— О нет. Этого будет недостаточно. Нужно что-то посерьезней. Настоящее внедрение. Интересно, им не нужны новые слуги?
— Всегда можно испортить несколько старых, — усмехнулся Иззе.
* * *
Через пару дней Ортисам потребовались новые слуги. Терций не стал любопытствовать, как это провернули темные эльфы, ограничился заверением от них, что никто не погиб. А дальше в ход пошли бывшие слуги Сауреса с рекомендательными письмами от вдовы Масиаса. Их приняли как работников кухни и сада. Оставалось только ждать. Каждый вечер Карла и Хавьер присылали записки вместе с мальчиком Ченте. Однако пока ничего нового они не разузнали. Так прошла неделя.
Терций не находил себе места, метался в четырех стенах. Амико тоже стал странно себя вести. Он часто и подолгу смотрел на картину Терция, словно пытался разгадать какой-то шифр. Чарна день и ночь экспериментировала с чем-то в подвале дома, а Иззе… Иззе откровенно наслаждался безделием.
— Прекратите понапрасну суетиться, — однажды сказал он Терцию. — Просто расслабьтесь. Отдохните перед следующим невозможным приключением.
— Я не могу! Я не могу успокоиться! Ожидание просто убивает! — Терций со стоном опустился в кресло. — Как вам удается сохранять такое спокойствие?
Иззе лениво прикрыл глаза:
— Ничего сложного. Достаточно осознать, что сейчас от меня ничего не зависит. Остальное дело практики.
Терций попытался расслабиться, но вышло у него не очень. В голову лезли посторонние мысли, картины прошлого, тревоги за будущее. Так и промаялся до следующего утра, пока Амико робко не попросил его о личном разговоре.
— Со мной происходит что-то странное, — признался гомункул. — Я давно начал замечать это. С того самого момента, как мы вернулись с Лебо. Когда я поправлялся от ожогов, мне снились сны, но я не предал им большого значения. Но когда я лишился сознания после молнии Рильдинтры, я снова их увидел, эти сны. Мне страшно, господин. Чувствую, что во мне что-то есть, и это… нечто пугающее…
— Не переживай об этом. — Терций погладил гомункула по голове. — Ты ведь не обычный гомункул. Ты создан темными эльфами, пусть и по онтейскому рецепту.
— Но я боюсь… Мне кажется, что я могу причинить вам вред. Я видел серебряные глаза. Они смотрели на меня. Они что-то приказывали мне, но я никак не могу вспомнить, что. — Гомункул провел ладонью по лицу, словно пытаясь что-то стереть с него. — Когда я смотрю на вашу картину, клянусь Ткачом, мне кажется, что я вижу ответ, но никак не могу его сформулировать. Словно правда нарочно ускользает от меня.
Терций с грустью подумал о первом подарке Беларссин, и как он оторвал голову Рильдинтре. Может ли Амико скрывать в себе подобный секрет? Но жалостливые аметистовые глаза были чисты и невинны.
— Думаю, тебе не о чем беспокоиться. Все это время ты только и делал, что оберегал меня. Ни разу мне не навредил. Думаю, мне ничего не угрожает.
Амико благодарно улыбнулся Терцию и доверчиво прильнул к его груди. Веласко обнимал мальчика и сам думал о том вранье, что наговорил в эти доверчивые глаза. Оставалось только надеяться, что правда никогда не всплывет.
Правда заключалась в том, что Беларссин очень долго пыталась вывести с ним потомство, но кровь иста и дроу не желала давать плоды. Тогда она прибегла к магии. Спустя сотни попыток она показала ему подземелье, заставленное стеклянными сосудами, в которых происходило священное таинство жизни.
— Когда они появятся, то будут сильней любого эльфа и ловчее любого иста. Возможно, многоруки, словно истинные пауки. И с прекрасным чутьем, как у тебя. С ними я стану непобедима.
Тогда, по острому маниакальному блеску в глазах Терций и понял, что боится эту женщину и того, что она может добиться. Он понял, что не хочет видеть бесконечные междоусобицы дроу и рубиться на ее стороне. Он позорно отступил тогда, оставив Беларссин наедине с ее безумными мечтами и армией его сыновей и дочерей. Тогда ему казалось, что он бежал от страха, но сейчас с горечью осознавал, что от ответственности. Не каждый день становишься отцом тысячи детей от безумной кровожадной волшебницы. Этот секрет он должен был хранить ценой своей жизни, и медальон Беларссин был тому доказательством.
Остро хотелось открыть кому-то душу, выговориться, но вечно были не те люди, не то время, не то место. Об этом он не говорил даже с Амико. Может быть, Иззе? Тот рассказал ему о самом позорном и страшном событии в его жизни. Ему можно ответить ему тем же.
За несколько дней до праздничного карнавального шествия бывшие слуги Сауреса сами вернулись домой. На этот раз им было о чем рассказать.
— Хозяева вскользь упомянули, что завтра ночью они отправят повозку с книгами и бумагой в монастырь Милости святой Приски. Нам показалось, что это очень странное праздничное подношение. Подозрительно еще, что руководить этим будет личный лакей Дамасо Ортиса. Думаем, книги и писчие принадлежности предназначены их сыну в монастыре.
— Отлично! — Терций потер ладони. — Теперь мы знаем, где его содержат.
— А как попадем внутрь? — вздохнул Иззе.
— Я могу превратиться в летучую мышь, — предложила Чарна. — Но как мне вывести Ортиса? Его я не смогу ни во что
