– На удачу, – произносит он, – я бы дал тебе уединение. Тебе не обязательно просто… раздеваться.
Мне приходится подавлять смех, когда я запихиваю свою одежду в рюкзак. Иногда я забываю, как застенчивы люди в отношении наготы. Для оборотней это просто другое тело такое же, как и любая из наших животных форм.
Прохлада пробегает по моим покалывающим конечностям, когда они сжимаются и превращаются в рысь, мой мех серебристо-коричневый в летний сезон. Моя пушистая шерсть уже защитила меня от утреннего холода, когда мои уши с кисточками просеивают мельчайшие звуки щелчков, чириканья. Гораздо лучше. Я разминаю когти, а затем убегаю от лагеря.
Смешанный аромат магии, почвы и пепла, окутывает дикую местность, подобно второй коже. Я отваживаюсь удалиться от группы и своих вещей, наслаждаясь одиночеством и пятнами солнечного света на спине, землей, утоптанной под моими массивными лапами. Примерно в сорока шагах от меня торопливый бег крошечного зверька резко обрывается криком боли. Кто-то охотится, и мои уши с кисточками улавливают эти звуки, как будто сцена разворачивается прямо передо мной. Добыча, подсказывает этот внутренний голос, частичка животного инстинкта, который сопровождает каждое мое обращение. Но человеческие чувства всегда сильнее, и сейчас у меня другие приоритеты.
Тяжелые шаги, что я слышала, напомнила мне о медведе, но пока его не видно. Когда уже трудно передвигаться на лапах, я возвращаюсь по своим следам на более чистую землю и срываюсь с места. Бегу и затем поднимаюсь, тело сжимается, а крылья распускаются над стволами, над кроной, в открытоем небе.
В своем прывычном человеческом обличье на таком расстоянии я бы видела только размытые зеленые и бирюзовые пятна, но теперь благодаря острому ястребиному зрению могу различать листья, ветви и пространство между ними. Дуновение прохладного ветерка касается моих перьев, когда я кружу по лесу, обгоняя облака. Раз. Два. Ничего не могу с собой поделать: чувство свободы опьяняет.
На третьем круге я оцениваю местность. Горы Дикани возвышаются далеко на севере, их зазубренные вершины покрыты снегом и зарослями хвойных деревьев. К западу от них простирается сапфировое море Элрин. Обращаю внимание на деревья внизу и спускаюсь ниже, выискивая хоть какие-то движения. То, что я нахожу, заставляет мое сердце подпрыгнуть в груди.
К озеру действительно неуклюже бредет медведь. Он направляется прямо к Уэслину, а Элоса поблизости не видно.
Мои крылья яростно взмахивают в воздухе, когда я бросаюсь к нему. Уэслин, должно быть, слышит шаги, потому что немедленно выхватывает свой меч. Отсюда трудно судить, что это за медведь, но если это лесной медведь…
– Пожалуйста, – произнесла тогда Вайолет, она умоляла, и я не собираюсь подводить ее.
Я кручусь и петляю в узких промежутках между ветвями, низко пригибаясь на ходу. Это тело создано для маневрирования в лесах. Взлетев прямо над головой медведя, просто черного медведя, слава Богу, я врываюсь на поляну и превращаюсь, мои босые ноги врезаются в землю с большей силой, чем предполагалось.
Уэслин чуть не выпрыгивает из своей кожи и поворачивается ко мне быстрее, чем он обычно может. Кончик его вытянутого лезвия касается моего живота.
В какой-то момент мы оба замираем, пораженные осознанием того, что он был на расстоянии пальца от того, чтобы убить меня. Его широко раскрытый взгляд падает на тонкую красную линию, которая теперь тянется по моей оливковой плоти. Затем он опускает свой клинок и разворачивается, бросая мой рюкзак за спину, не оглядываясь.
Не сводя глаз с деревьев вокруг нас, я одеваюсь так быстро, как только могу, мои дрожащие руки возятся с тканью.
– С тобой все в порядке? – спрашивает он, все еще стоя ко мне спиной.
Я киваю, а потом понимаю, что он этого не видит.
– Я в порядке.
– Почему ты… – он не успевает закончить, потому что медведь двигается ближе. Хищник черный, как крыло ворона, и великолепный, его вздернутый нос нюхает воздух, глаза-бусинки наблюдают за нами.
– Наверное, ему просто любопытно, – тихо говорю я.
Уэслин издает тихий звук недоверия.
– Немного близко для простого любопытства.
Я просто благодарна, что эти мощные лапы не обладают никакими магическими способностями. Я смотрю на Уэслина, затем на его руку, которая сжимает меч, как тиски. Если он испугается, то воспользуется им, а в этом нет необходимости. Никто здесь не умрет на моем дежурстве.
– УБИРАЙСЯ! – кричу я без предупреждения, хлопая в ладоши.
Уэслин хотел возмутиться.
– Что…
– Отпугиваю его, – я кричу снова, раз, два, хлопаю в ладоши и подбрасываю их в воздух. Принц делает то же самое, слегка размахивая мечом.
Это срабатывает. Медведь решает, что мы не стоим его хлопот, и поджимает хвост, чтобы отступить.
Уэслин набрасывается на меня, как только медведь скрывается из виду.
– Ты не видела его во время разведки?
– Видела. Вот почему я здесь, – парирую я, понимая с уколом вины, что, вероятно, могла бы заметить это раньше, если бы не поддалась рассеянности. – Где Элос?
– Ушел искать тебя.
– И оставил тебя одного?
Уэс слегка пожимает плечами, затем бледнеет при виде моего живота.
– Ты ранена.
Он прав; кровь просачивается через перед моей рубашки, пятно расширяется с пугающей скоростью. Я почти жалею, что он указал на это, потому что теперь, когда он это сделал и шок прошел, боль начинает ощущаться.
Быстро, как вспышка, Уэс бросает клинок и опускается на колени рядом со своим рюкзаком.
– У меня где-то здесь бинты, – бормочет он, роясь в содержимом.
Нужно бы сказать ему, что все в порядке. И я это сделаю, как только смогу открыть рот без риска закричать.
– Хорошо, я… эй, – говорит он, карабкаясь туда, где я опустилась на землю. Я с мрачным удовлетворением отмечаю легкую нотку паники в его голосе.
– Все нормально, – настаиваю я, немного задыхаясь из-за того, что кажется, будто десятки игл теперь впиваются в мою кожу.
– Не смеши, – огрызнулся он, но его руки нерешительно тянутся к низу моей рубашки. Я вздрагиваю, и от этого движения с моих губ срывается тихий вздох. Иглы врезались глубже.
Уэслин выдерживает мой пристальный взгляд.
– Мне нужно взглянуть, – медленно он приподнимает мою рубашку, и этого достаточно, чтобы понять, что рана расположена чуть ниже пупка.
Порез неглубокий, но длинный. На нем нет иголок. Только кровь.
– Хорошо, подожди, – сказал он, как будто я куда-то иду. Он достает флакон с резко пахнущей жидкостью и наносит немного на маленький кусочек ткани, затем прижимает ткань к порезу обеими руками. Слезы щиплют мои глаза, когда он касается моей кожи.
