выгул брюхатую козу, ласково направляя ее хворостиной. При виде раздувшихся козьих боков у Макса скрутило желудок, и он утробно рыгнул.
- Доброго здоровьичка! – крикнула ему баба Шоша.
- И тебе не хворать! - угрюмо отозвался Макс.
- Как Акулина?
- Лучше всех! – помедлил и привычно добавил, - и Анна тоже. Спасибо, что спросила!
Старухи зафыркали и, Макс был уверен, если бы не разучились, то обязательно перекрестились бы.
- Может, зайдете проведать? – спросил он глумливо, а сердце вдруг учащенно забилось, и он добавил уже подобострастно, просяще - По-соседски, а? Она тут, рядышком, в доме!
Он приподнялся, и старухи тут же ускорили шаг. Может, догнать? Место тут глухое, заброшенное. Он вполне может скрутить их обеих, а потом…
Заметив неподалеку внимательно наблюдающих за разговором мужиков, он разочарованно сел обратно. Неужели думал, что прокатит?
После смерти Степана он постоянно был под наблюдением. Даже в пьяном угаре, из которого не выходил ни на миг, он это чувствовал. Когда без толку колобродил по деревне, то всегда замечал кучкующихся на периферии старух, замолкающих при его приближении. В огородах тетки помоложе, завидя его, разгибали спины и провожали его настороженными взглядами. Даже на пустырях, куда его время от времени загонял зеленый змий в поисках уединения, он умудрялся столкнуться или с местными мужиками, валящими сорный лес, или с девицами, собирающими букеты. И ни разу ему не повстречался кто-то один. Селяне словно сговорились наблюдать за ним группами. На всякий случай.
Вот и сейчас. И старухи парами, и мужики парами.
В голове забрезжила старая песенка:
«Пальмы парами на берегу,
Чайки парами, волны бегут…»
Караулят. Наверное, не будь он потенциальный бык-производитель, его бы тюкнули топориком еще там – под «свадебным дубом»… Но нет, он - ценный генетический материал, присланный немного расшевелить это гнилое болото. Его надо стеречь и беречь, как того несчастного, рахитичного барашка, который один остался на пару десятков овец.
- Эй, мужики! – крикнул он и пьяно осклабился, - Что про Акулу не спросите?
Те переглянулись, рассеянно крутя в руках самодельные молотки. Неандертальцы над такими умельцами хохотали бы хором.
- Я это к тому, что все спрашивают про Акулину! – продолжил орать он, - А у меня ведь еще одна жена есть. И тоже на сносях!
Прикрыв один глаз, он расхохотался.
- Анка к концу января выдаст, а Акула так совсем скоро – может быть и на Седмицу! И обе, прошу заметить, прекрасно себя чувствуют!
Мужики все так же молча наблюдали.
Макс хотел затянуться, но небрежно свернутая самокрутка расползлась, и остатки табака высыпались на теплое, рыхлое дерево дворового настила. Он тут же залился пьяными слезами, закрывая лицо ладонями и бормоча проклятия, а когда успокоился, мужики пропали. Старух тоже след простыл. Может, и вовсе померещились спьяну да на жаре…
Макс долго глядел на небо, и, когда сладкие, ванильные облака обрели мрачный пурпурный оттенок, он решительно вошел в дом и всем телом навалился на Анку. Она не сразу поняла, что происходит. Даже сперва рассмеялась, решив, видимо, что это некая ласка в ответ на «прекрасные новости». Но когда он одной рукой перехватил обе ее, а другой зажал ей нос и перекрыл рот, она забилась. Слабо, по-тюленьи, ибо все ее силы давным-давно были выпиты чертовыми приливными водами, угнездившимися в ее теле. Помнится, он что-то шептал ей на ухо успокаивающее, но что именно – не запомнил. Может, тогда он и сломал ей случайно нос, но скорее, его свернуло под толщей мокрой глины.
А когда на безымянную деревушку опустилась глубокая, беззвучная ночь, он завернул девушку в одно из замурзанных одеял и унес в «мокрое».
В связи с повышенным к нему вниманием, он теперь поостерегся использовать одну из пустующих могил, как раньше планировал со Степаном. Но после небольшого обследования обнаружил, что в дальнем углу, под завалом крестов, пряталась еще одна могилка, уже давно обвалившаяся и неглубокая. Но что-то ему подсказывало, что глубоко копать и не надо - приливные воды с лихвой закроют и эту выемку. После он голыми руками зарыл Анкину могилу и привалил обратно крестами. Будто и не было ничего…
…
- Я был не в себе. Но все равно… это был самый последний шанс! Поверь, я тебя не брошу! Или мы выйдем вместе, или я останусь здесь с тобой! – бормотал он, закрыв лицо руками, в пароксизме обрушившегося на него слезливого раскаянья, - Они забрали мой нож, но я вполне могу последовать примеру Степана. Ветви тут толстые, низкие… а мой ремень по-прежнему крепкий… Будем с тобой рядышком.
- Вместе выйти не получится…
Он на секунду застыл, переваривая услышанное, а потом шумно с облегчением задышал. Слава Богу, она не сказала, что выхода нет!
- О нет, детка, я тебя заберу с собой! – возбужденно затараторил он, думая уже совсем о другом, - Обратимся к лучшим врачам! Устроим пересадку органов или кожи, или… всего вместе! Ты представляешь, что мы…
В голове замелькали беспорядочные фантазии, где у него всегда будет под рукой личный оракул. А какие он, Макс, будет делать репортажи! «Некро-тур» глазами мертвеца! Байки из склепа!!! Мысленно он унесся в далекие дали, где он арендует у не слишком любопытного обывателя хороший, просторный подвал, оборудует студию…
Фантазии внезапно запнулись, померкли.
- Что будет…, - он сглотнул, - Если я тебя не закопаю с рассветом? Ты… как там… покинешь снова тело?
Девушка молча покачала головой, и он радостно ухватил и сжал ее холодную руку
- Ну, вот видишь! Все у нас с тобой наладится!
Анка молчала. На неподвижном, бесстрастном лице жил только уцелевший глаз. Он с каким-то пристальным, напряженным вниманием следил за все более разгорающимися верхушками гор.
- Как…, - он сглотнул, - Выбраться отсюда?
Не глядя на него, она произнесла:
- На Седмицу проход открыт почти до самого заката, но только для вновь прибывших. Можно легко вернуться по своим следам. Постояльцам много сложнее, - Она кашлянула, от чего на грудь вывалился влажный комочек глины, - Пить…
Макс с сожалением
