Так, что, мне выходить, или ещё десять часов поиграем в бессонницу?
Наглость, с которой это было сказано, не удалось бы передать никакими словами, Оредин сжал кулаки.
— Может, и поиграем. Сотня ваших отправилась в чертоги предков, мне нравится, как идёт!
— Сотней больше, сотней меньше! Мы — легион, ибо нас много!
— Может быть, может быть… — Однако же будь вас так уж много, вы смогли бы завалить тоннель своими трупами от пола до потолка. — Ладно, человек, ползи, тебя не тронут, таково моё слово!
Бракк появился из темноты, совершенно не изменившийся с прошлой встречи. Калека двигался неуклюже, опираясь на обрубки ног и длинные руки; рваный чёрный плащ волочился по полу. Он с трудом перебрался через трупы сородичей, подполз к стене щитов и проник внутрь охраняемого участка.
— Мира тебе, мастер гном.
— Не шути о мире посреди войны, калека. Без лишних слов, зачем явился?
— Затем же, зачем приходил и раньше, — осклабился Обрубок, — мне приказали передать послание.
— Говори.
— Легат хочет забрать своих мертвецов.
— Пускай придёт и попробует.
— Так и передам, хотя кажется мне, ты задумал какую-то хитрость. — Бракк не сдвинулся с места, только его ухмылка сделалась более издевательской. — Ладно, шутки в сторону. В обмен на то, что вы позволите забрать тела, легат предлагает шестичасовое перемирие.
— Ого, целых шесть часов? — переспросил наследник крови совершенно безразличным голосом.
— Не больше, не меньше. Он даст вам шесть часов тишины и покоя, которые можно будет употребить с пользой. Даже у гномов есть предел прочности, и ваш скоро проявится. Не хотите отсрочить этот час?
— Жалкое предложение, — презрительно скривил губы Оредин. — Это вы, люди, сделаны из глины, мягкие и податливые что дерьмо. А мы — кость земли, простоим и без ваших поблажек.
— Вот как? Хм, ну, что ж, тогда мертвецов мы заберём безо всяких обязательств, хорошо?
— Нет. Любой, кто появится со стороны тоннелей, либо со стороны поверхности, получит стрелу в лоб. Я всё сказал.
Калека смотрел на гнома так, будто ответ его нисколько не волновал. Наконец он с ворчанием выдохнул:
— Ты думаешь, мы не знаем, что остальные силы возвращаются в долину?
— Плевал я, что вы там знаете, дылды.
— Вы не дождётесь, — сказал человек. — Нет, не дождётесь. Мы всех вас вырежем.
— Ещё одна дерзость, червь, и твоя неприкосновенность истает как снег в горне.
— Умолкаю.
И калека убрался вон тем же путём, каким явился. Озрик тихо подошёл к наследнику крови и прочистил горло.
— Шесть часов отдыха нам не помешали бы. Мы простоим, несомненно, будем держаться столько, сколько нужно и ещё дольше, однако…
— Я не привык платить за то, что могу получить даром, Озрик. Пусть самые свежие встанут в строй, остальным — отдых и пища. Люди не потревожат нас, самое малое, шесть часов.
— Но откуда ты знаешь?
Красивые, покрытые чеканкой и рунами наплечники приподнялись и опустились.
— Разве это не очевидно? Они пришли к нам, значит, это им нужны шесть часов тишины, и мы получили бы отдых в любом случае. Теперь я знаю, что людей больше чем нас, но весь экспедиционный корпус — отборные воины, а у врага есть дети, старики и женщины. Теперь я также знаю, что, хотя у людей имеются другие выходы на поверхность, другого такого же убежища в долине нет. Посмотри на стены, пол и потолок, сколько поколений они рубили камень и строили это укрытие своими примитивными инструментами? О нет, это их последняя твердыня, и они хотят успеть укрепить её раньше, чем подойдут войска. Скоро нас станет много и начнётся настоящая тоннельная война, в которой гномы обречены на победу. Нужно только дождаться.
— А трупы? Почему ты не разрешил убрать их?
Оредин глубоко вдохнул.
— К запаху пора привыкнуть, и мёртвый вал нам не мешает. А ещё я смотрел в глаза их легату и понял, что его сердце не теплее льда с горных пиков, так что, если люди хотят забрать своих мертвецов, то только ради какой-то каверзы, а не из сентиментальности. Они что-то задумали, и мы узнаем, что именно. Через шесть часов.
* * *
Оредин оказался прав, атаки прекратились и, мало-помалу, гномы смогли успокоиться, дать себе отдохнуть. В тоннеле раздавался храп и трещали на зубах сухие пайки, набранные на трое суток. Время тянулось.
Наследник крови стоял в одиночестве, сложив руки на груди, и чуть склонив голову набок. У него всегда было чуткое ухо, и сейчас гном слышал, как люди копошились внизу, там, в тоннелях. Шумное дыхание, скрежет камня о камень, почти неслышный шёпот. Они что-то готовили.
— Мы всегда лучше сражались в обороне, — процедил Оредин себе под нос, — наши доспехи и стены тому доказательство. Мы продвигаемся вперёд и строим крепость, отталкиваемся от неё и вновь продвигаемся вперёд. Нам всегда нужна твёрдая почва под ногами, тогда как нашим врагам нужен манёвр.
— Что ты там бубнишь? — Озрик стал рядом и с кряхтением выпрямил спину насколько получилось.
— Рассуждаю, старый друг. Пытаюсь оглядеть сложившееся положение со всех сторон и вынести для себя основные ошибки этой кампании. Думаю о том, почему мы всегда отдаём инициативу.
— Ага, кхак! Кхм, и почему же?
Оредин поправил растрёпанный ус, чтобы тот не лез в рот, пригладил засалившиеся волосы.
— Нам некуда спешить, раз мы долгоживущие. Мы всегда успеем отвоевать своё, потому что враги старятся и слабеют, а мы только богатеем и совершенствуем планы экспансий… Я привёл сюда воинов, думая, что стены будут поддерживать нас эти трое суток, но позабыл, как хороши люди на коротких отрезках времени. У нас нет сотни лет, чтобы извести их под корень, а им хватит нескольких часов, чтобы придумать что-то хитрое.
Старик ещё раз громко выкашлялся в сторону, потом достал из-под плаща трубку и стал забивать её чагой. Затяжки были сначала скромными, потом всё более длинными, дым заполнял пространство.
— Ничего не хочешь добавить? Или поправить меня? — скосил глаза наследник.
— Что добавить? Рассуждаешь как седой муж, я горжусь тобой!
— Жаль, что сам я не могу собой гордиться.
— Ну, давай, пожалей себя ещё, бедный маленький воевода. Может, дать тебе нож, — заодно и бороду подрежешь в знак покаяния?
Оредин поморщился, словно желая сплюнуть, но, вместо этого, выдавил:
— Благодарю за воспитание.
— Всегда пожалуйста, отрезвляющей правды у меня на всю империю хватит.
Озрик запыхтел дальше, вглядываясь во тьму тоннеля сквозь кристаллические линзы, а наследник крови задумчиво провёл пятернёй по бороде.
— Не расскажешь мне о твоём… м-м-м, каменном мушкете?
— Нечего рассказывать. Рунный громыхун — штука редкая. Изготовить его нетрудно, однако, никто не горит желанием. Слишком расточительный инструмент, расходует сырую силу рун для выстрела. Зато носить удобно.
— И всё? «Носить удобно»? Других преимуществ перед мушкетом нет?
— Ну, как, — Озрик немного смутился, — есть. Ему нипочём никакая броня, хоть рукотворная, хоть природная, хоть волшебная. Даже драконью костяную броню может пробить, кстати… там, где она тоньше.
— О, — искренне удивился Оредин, — такая мощь?
— Повторюсь: дешевле заряжать мушкет бриллиантами размером с новорождённого крысёнка, чем пользоваться громыхуном.
«Но ты всё же притащил его на войну,» — подумал наследник. — «Прихватил с собой оружие, способное
