лесу, потому что не могу спать, и я еще вовремя запнулся в своем почти чистосердечном признании.
— Вот. Значит, ты и иди, спроси, чего ему надо. Только это… Янко, иди следом, встанешь неподалеку, так, на всякий случай.
Мне роль дипломата не очень нравилась, хотя бы потому, что меня приняли за какого-то духа, хотя я максимум так, запашок. Еще подумают чего, на манер того, что я своим поведением кого-то оскорбил, и все, хана моей карьере великого дипломата. Закидают меня бедного камешками, а если серьезно, вот вас, да вас, самих бы не напрягла информация, что вы у кого-то вдруг стали Богом или кем-то в этом роде. Нет? Ну, об опасности подобной ерунды вам расскажет не безызвестный Воробей. Ой! Прошу прощения, Капитан Воробей…
А теперь к делу.
Я сел напротив индейца, тот посмотрел на меня с любопытством, как будто ждал, что я сейчас сделаю что-нибудь неожиданное. Ну, как уж тут расстроишь человека, я и сделал. Превратился в кота, причем в зеленоватого такого, благо над шерсткой поработал. Для полноты ощущений ошарашенного аборигена я еще и мяукнул пару раз, после чего уже превратился обратно в себя. Обернулся.
«Блеск» — сказал Янко, показывая большой палец, при этом совершенно не меняя своего каменного выражения лица. Я глянул в сторону экипажа. Эрик чуть на землю не повалился от хохота, а наш учитель смотрел на меня не то чтобы строго, скорее оценивающе, думая, прибить меня сразу, чтоб не мучился, или же оставить в живых.
Я улыбнулся, так как ничего более умного придумать не мог и посмотрел на индейца. Тут из чащи неожиданно вышел еще один человек. Он был таким же высоким, но еще более худым, кожа будто бы просто была натянута на его кости, она облегала их, отчего складывалось четкое впечатление, что ты видишь перед собой воскресшего из могилы, правда весьма чистого и бодрого. Человек был весь, с ног до головы, измазан ярко-желтым порошком, который словно пыльца то и дело опадал с него на землю, развиваясь ветром и принося приятные запахи, напоминающие восточные специи. Из одежды лишь набедренная повязка и маска из дерева на голове. Он вряд ли когда-либо стригся, его волосы и борода, неухоженные и грязные, чуть и не волочились по земле. В руке, длинными, тонкими, словно веточки молодого деревца, пальцами он сжимал посох, напоминающий жердочку, хотя он ей, собственно, и служил. Этот вывод я сделал, увидев сидящего на ней маленького попугайчика, неподвижного и тихого, как и его хозяин.
Сидевший передо мной красный индеец поднялся и быстро удалился обратно в чащу, не сказав ни слова. Живой скелет же напротив, занял его место. Мы какое-то время смотрели друг на друга, в конце концов, я начал разговор, так как внимание стольких глаз, что сзади, что, возможно, из лесу, напрягали меня, сдавливали:
— Здравствуйте, — сказал я.
Ну, а что вы хотели, других приветствий я как-то не знаю.
— Приветствую тебя, — слегка склонив голову, ответил человек. — Рады мы гостям в нашем доме. Что привело вас сюда?
— Эм… нам бы пройти здесь, мы очень торопимся, нам нужна эта дорога…. как бы… не могли бы вы нас пропустить?
— Не задержим вас мы, проход всякому здесь свободный. Но плату попросим у вас, за то, чтобы пройти здесь.
— Подождите, как это? Если «всякому здесь проход свободный», то почему плата?
— Есть причина на то у нас, юноша. Духи говорят с нашим вождем, и со мной. Приказывают они нам взять у вас кое-что, а без того не дать проходу.
— Ну и что же вам надо?
— Вот это, — сказал человек.
Он, как я понимаю, был шаманом, но его просьба меня, мягко сказать, удивила. Он указывал на наш экипаж, но я сначала подумал, что ему нужны лошади и сказал, что их вряд ли согласится отдать Синдейн.
— Нет, юноша, не нужны нам ваши животные, ни к чему нам они. А нужно нам то, что тянут они за собой, вон то чудное изделие темное, в котором хозяева ваши сидят.
— Карета? Чего? Но, зачем вам эта штуковина? В ваших лесах она бесполезна совершенно, не пройдет она в таких зарослях.
— Я передал требование, — сказал шаман. — Оставьте здесь нашу плату и идите спокойно, никто не тронет вас. А если не отдадите… так или иначе, получим мы то, что необходимым стало. Решение за вами, а мне пора.
Шаман поднялся и ушел, прошуршала за ним листва и все, как и не было. Я встал, почесал в затылке и медленно побрел обратно к нашей команде. Изложив весь наш короткий разговор, я выразил собственные мысли по этому поводу:
— Может, они ее тоже за какой-нибудь символ принимают? Как бы, такое в порядке вещей, как меня они посчитали духом.
— Понятия не имею, однако это не имеет смысла, — сказал Ридли. — Тут надо думать, выполнять их требование или же нет, судя по всему, торговаться они не собираются. Что ж, пойду, обрадую нашего «хозяина», вы только отойдите подальше, да уши прикройте… и браслеты снимите.
— Не понял. А это еще зачем? — спросил Эрик.
— Не думаю, что от таких новостей он ограничится литературным языком, а вам еще рано такие слова знать, — пояснил Ридли и, глубоко вздохнув, пошел к карете.
Мы отошли, действительно, слушать их перепалку — не самая приятная, да и просто скучная сама по себе вещь. За неимением других занятий мы принялись обсуждать возможное предназначение кареты, если та все-таки будет отдана:
— Вот ты, если бы был индейцем, скажи, зачем тебе карета? — начал я.
— Даже не знаю… По-моему, у нее только одно предназначение. Может, кто-то захотел переехать?
— Переехать? На этом?
— Для них это, пожалуй, самая крутая тачка, которую они видели. Они же… ну… на лошадях всю жизнь ездят, или пешком вообще ходят. Ты бы вот, если бы всю жизнь на лошади катался, то тебе и Жигули бы показалось чудом, ты бы наверняка его предпочел, чем опять на лошадь.
— Не скажи… Как вспомню, с лошадьми, по крайней мере, еще можно как-то договориться…
— Ничего не понимаю.
— Это нормально.
Прежде чем Эрик успел дать мне подзатыльник, мы услышали стук колес. Карета ехала, как ни в чем не бывало. Крики прекратились, к нам подошел мрачный учитель.
— Так, ребятки, у нас проблема, — сказал он.
— И я, кажется, знаю, какая…
— Он чего, решил игнорить предупреждение что ли? — спросил Эрик.
— Идем, сейчас все объясню.
Мы догнали Карету и теперь шли позади нее. Ридли стал вводить нас
