в Дивногорске. В Баку ему почему-то воздавались почести! Конечно, я прочел главу географической хрестоматии до конца. В докладе нельзя обойти молчанием нефтяной газ. Но тогда уж придется объяснить, откуда он взялся. Если я этого не сделаю, то дотошный Витя Шилов, наш отличник по всем предметам, непременно задаст вопрос. Он хотя и мечтает стать, по примеру отца, начальником железнодорожной станции, но интересуется решительно всем, и Зина Талызина недаром сказала о нем: «Не голова, а Дом советов». «Дом советов» спросит о газе, непременно спросит, – мысль об этом заставила меня погрузиться в следующую главу – о нефти.
Доклад прошел хорошо. Зина Талызина, как водится, многозначительно обещала, что Тосе Петелиной будет сообщено о моих успехах. Образ Тоси, учившейся в городе, начал уже расплываться. Но как признаться в этом Зине? Она сочла бы меня самым низким предателем.
Жене Надеинскому – председателю кружка краеведов – я в тот же день заявил:
– Надо организовать географическую секцию. Может, и у нас обнаружится что-нибудь.
– Что?
– Ну, нефть или железо, например.
– Мы у-у-ужо обсудим, – кивнул Женя. – Я посоветуюсь с Ваксанычем и с Анной Ивановной.
Женя важничал в последнее время. Чем больше росла моя слава путешественника, тем больше он задирал нос. Должно быть, не хочет уступать пальму первенства, – так оценил я его поведение. Впрочем, возможно, я ошибаюсь? Я обменялся мнениями с Зиной, и она – совесть нашего класса – подтвердила:
– Жуткий воображуля.
– Слушай, Зина, – вдруг решился я спросить. – Ты сама в кого-нибудь влюблена?
– Да. Но этого никто никогда не узнает, – испуганно проговорила она. – Ни одна душа.
– И он не будет знать?
– Нет, ни за что на свете.
– И мне не скажешь?
– Ну уж нет. Во всяком случае, не тебе.
– Глупо.
– Видишь ли, я умею скрывать свои чувства, – ответила Зина тоном такого превосходства, что я не нашел, что ответить.
В июне, после окончания занятий, географическая секция совершила первый выход в поле. Мы осматривали берега речки Сонохты, огибающей Клёново и пропадающей в березняке. Предполагалось обследовать Сонохту до самого районного города, где она впадает в Волгу, но так далеко мы не дошли: задержались в березняке. Там, на обрывах, нависших над рекой, ясно можно было разглядеть земные пласты. Ни дать ни взять – разрез слоеного пирога! Однако Сонохта нас не порадовала ни железом, ни нефтью…
В девятом классе у меня окончательно сложилось решение: поступить на геолого-географический факультет.
Загадка Дивных гор
Настал наконец счастливый миг – в университетском коридоре вывесили списки принятых, и я прочел там, боясь верить собственным глазам:
«Ливанов Сергей Николаевич».
Я студент!
Еще недавно был выпускник клёновской школы Сергей Ливанов, оглушенный громадным городом, растерявшийся в круговороте незнакомых лиц и робко мечтавший встретить земляка, неловкий юноша в толстовке, до боли в затылке уставший считать этажи высоких домов, шагать по бесконечным, размякшим от жары тротуарам. Фамилия этого юноши писалась до сих пор карандашом или чернилами, так как в клёновской школе не было машинки, а здесь, в списке, отпечатанном фиолетовыми буквами, она выглядела необычно, словно речь идет о другом человеке. И в самом деле – появился на свет студент Ливанов, Сергей Николаевич. Студент!
Теперь, когда я вспоминаю свои университетские годы, мне ясно, что студент Ливанов еще долго оставался мальчишкой. Во всяком случае, первый курс был пройден в состоянии умиления и восхищения решительно всем: городом, товарищами, профессорами. Курс геологии читал у нас профессор Подшивалов. Вот уж кого, при всем желании, я не мог сравнить ни с одним клёновцем! Достаточно взглянуть на него: оленья малица, отороченная ломаным якутским узором, мягкие вышитые унты с раструбами выше колен, меховая шапка с ушами, которые не завязывались на макушке, а свободно ниспадали на грудь.
Подшивалов провел десять лет в царской ссылке, в Сибири, обнаружил там залежи угля, а при советской власти отправился в те же места с экспедицией и подробно обследовал запасы, оказавшиеся колоссальными. Он бил медведей картечью и рогатиной, передавали, что квартира его увешана шкурами таежных зверей. Он много раз тонул, замерзал, зарывался в снег от бурана, – приключения Подшивалова стали легендой.
Для лекций Подшивалова отводилась самая большая аудитория, двухсветная, выходящая окнами на Неву. Иногда даже в этом зале не хватало мест, и опоздавшие слушали стоя. Подшивалов читал лекцию без конспектов, на память (а она у него была изумительная), называл возраст пластов, состав минералов, на доске размашисто чертил схемы залегания. Каждая лекция его была путешествием, увлекательным путешествием в недра.
В перерыв его обступали студенты, и он охотно отказывался от короткого отдыха, чтобы ответить на вопросы. Наконец и я, собравшись с духом, подошел к нему.
– Петр Евграфович, – начал я. – В Дивногорске есть асфальтиты и газ…
– Да-да, есть, – отозвался он, круто, всем туловищем, поворачиваясь ко мне. – Вы сами оттуда, да?
– Не совсем, – ответил я.
Меня оттирали другие, но он с улыбкой потянул меня к себе:
– Асфальтит, да, конечно… Загустевшая древняя нефть. Разработки заброшены, кажется?
– Да. Газ очень сильно пошел…
– И вышел весь, – усмехнулся он. – И асфальтита там немного. По нынешним запросам – самые пустяки. Вас интересуют перспективы промышленного освоения? Нефти там нет.
Больше я не спрашивал Подшивалова. Но он запомнил меня.
Однажды после лекции он подозвал меня, указал на молодого человека в синем костюме в полоску, по виду не студента, и сказал:
– Познакомьтесь. Это аспирант Касперский. Все справки даст по Дивногорску.
– Пожалуйста, к вашим услугам, – произнес тот скороговоркой, наклонив голову. – Но я спешу, к сожалению. Вы проводите меня? Безумный цейтнот, понимаете…
Что значит цейтнот, я понятия не имел, но не показал виду. Мы вышли на набережную. Касперский шагал, придерживая меня за локоть, и говорил тоном старшего. Он в
