скорая быстро приехала.
Шмыгаю носом и вытираю слезы. Чувствую дикое одиночество и сильное желание оказаться сейчас рядом с папой.
— Я могу его увидеть? — спрашиваю, утирая платком нос.
— Сегодня точно нет. А завтра посмотрим, — Вячеслав Генрихович поднимается с дивана. — Мой номер у тебя есть, так что звони утром.
Оставаться в больнице смысла нет. Прощаюсь с Вячеславом Генриховичем и еду домой. Домой к папе, туда, куда стремятся мои душа и сердце. Захожу в пустую квартиру и вдыхают родной запах — тот, которого нет больше нигде. Так пахнет дом, мой дом.
Иду в свою комнату, и падаю на кровать. Хочется плакать, но ни одна слеза не выкатывается из глаз. Кусаю губы, отчего во рту появляется привкус крови. Где взять силы на то, чтобы выдержать этот удар? Где взять силы на то, чтобы помочь папе? Нельзя показывать слабость, нужно держаться. Но я больше не могу! Не могу все это вывозить столько лет!
Я устала от издевательств Коли, я не могу больше подчиняться ему. Но ради папы я терплю. Я устала покрывать своего бестолкового брата. Но ради папы я это делаю. Я безумно скучаю по Марату и хочу быть с ним. Но я отказалась от него, лишь бы Коля не навредил папе.
Во всем виноваты Стас и Коля. Они, и только они не дают мне жить своей жизнью. Они знают мои слабые стороны и пользуются этим. Да, во всем виноваты только они! Они виноваты в том, что папа сейчас в больнице, они виноваты в том, что я обидела Марата, и сама теперь умираю от тоски.
«Нет, все это неправда! — обхватываю голову руками и сворачиваюсь калачиком. — Я виновата во всем сама. Нельзя, перекладывать вину за свои неудачи на других. Я — бесхарактерная и трусливая. Я — нерешительная и безвольная. И Марату не нужна такая женщина, он заслуживает большего. Он заслуживает счастья. А рядом со мной он получит только проблемы и мои бесконечные слезы».
Поднимаю взгляд к стеллажу, где в рамке из ракушек стоит фотография, на которой мы вчетвером стоим на берегу моря в Ялте. Мы со Стасом еще учились в школе.
Подхожу к стеллажу, чтобы получше рассмотреть фотографию. Мы улыбаемся и светимся счастьем. У нас со Стасом впереди — счастливая жизнь, на которую мы строим самые амбициозные планы. А у мамы с папой — всего несколько совместных лет до того дня, когда болезнь разлучит их.
Осторожно провожу рукой по фотографии. Хочется вернуться в прошлое и стать беззаботной девочкой. Хочется обнять маму, нырнуть с папиных плеч, устроить со Стасом заплыв наперегонки. Беру фотографию, прижимаю к груди и иду на кухню.
Несмотря на переживания и стресс, чувствую сильный приступ голода. В холодильнике, как всегда есть, чем заморить червячка. Анна Владимировна, которая приходит к папе два раза в неделю, прекрасно готовит. Достаю контейнер с блинчиками, разогреваю их и завариваю чай. Сажусь за круглый стол на свое место, которое я выбрала еще в детстве и ставлю перед собой фотографию.
Перед глазами явственно возникает картинка из прошлого: как мы все вместе пьем чай с маминой шарлоткой, а потом играем в лото. Отчетливо слышу голоса и чувствую запах маминого пирога.
«По-моему, я схожу с ума», — качаю головой.
Поднимаюсь и подхожу к окну, чтобы направить поток мыслей в другом направлении. Но за окном глубокая ночь и ничего, на чем можно сосредоточить внимание, не видно. Продолжаю стоять у окна, глядя в черноту — боюсь оборачиваться к столу. Не хочу, чтобы воспоминания вернулись, иначе я на самом деле сойду с ума.
На часах половина двенадцатого. Становится тревожно — боюсь приближающейся ночи. В моей жизни все плохое случалось по ночам. Мамино сердце остановилось ночью, бабушка тоже умерла в два часа ночи. И любая болезнь в детстве становилась сильнее и страшнее к ночи.
Нужно взять себя в руки и пережить эту ночь, нужно дотерпеть до утра, когда взойдёт солнце и тогда все будет хорошо. Я это точно знаю, нужно просто дождаться утра. Думаю о папе, молюсь, чтобы с ним все было хорошо. Он ведь еще совсем не старый и должен жить. Жить за себя и за маму.
Усталость начинает одолевать, иду в родительскую спальню и, не раздеваясь, ложусь на огромную кровать. На душе становится чуть спокойнее. В детстве, когда мне снились страшные сны или я плохо себя чувствовала, я приходила к родителям. Забиралась под одеяло и устраивалась межу ними. Частенько следом за мной топал Стас, и мама с папой сдвигались на самый край, а мы, счастливые, засыпали рядом с ними. .Ч.и.т.а.й. на. К.н.и.г.о.е. д…н.е.т.
Утыкаюсь носом в подушку, снова вдыхаю запах дома. Когда-то я мечтала о том, что у меня будут дети и мы с Колей будем их сильно любить. И они так же будут прибегать к нам, и мы будем лежать вместе, обнявшись. А по выходным мы будем привозить их в гости к бабушке и дедушке, которые будут баловать любимых внуков. Жаль, но этим моим мечтам уже никогда не сбыться.
Я так увлекаюсь раздумьями, что не сразу понимаю, что в дверь звонят. Слышу звонок сначала словно эхом, однако, прислушавшись, понимаю, что, действительно, звонят в мою дверь. Встаю с кровати и плетусь в коридор. Желания видеть кого-либо у меня нет, тем более ночью. Не хватало только, чтобы Коля решил вспомнить обо мне.
Смотрю и замираю — на лестничной площадке стоит Марат.
«Я точно сошла с ума», — проносится в голове, так как Марат никак не может быть сейчас здесь. Он вообще не может прийти ко мне после всего, что я ему наговорила. Ведь я обидела его. Он должен ненавидеть меня, но точно не искать со мной ночных встреч.
Звонок раздается снов, прерывая поток моих мыслей. Пытаюсь открыть дверь, но руки не слушаются. Наконец, мне удается справиться с замком, и я распахиваю дверь.
Смотрим друг на друга, не произнося ни слова, а потом, не сговариваясь, делаем шаг навстречу друг другу.
— Мне Яр позвонил. Ты как? — спрашивает Марат, крепко обнимая.
— Теперь лучше, — отвечаю, уткнувшись носом в его грудь.
— Как дядя Юра?
— Прооперировали. Все будет понятно завтра, — повторяю сказанное Вячеславом Генриховичем.
— Все будет хорошо, — уверенно говорит Марат.
Согласно киваю.
Марат раздевается, и мы идем на кухню. Молча пьем чай, просто глядя друг на друга. Марат выглядит уставшим, я сразу замечаю темные круги под глазами и глубокую морщину на лбу. Моё сердце плачет,
