class="p1">– Она сама так назвалась, поначалу.
– Хм. Интересно.
– У меня к вам другой вопрос, – сказал Бармалей. Он как раз управился с варениками. Облизав ложку, положил ее на стол, и тогда придвинул к себе пироги. – Вот у вас корчма... Корчмаа. Всем хороша! Но все же это не избушка на курьих ножках...
– У, ты какой! – притворно погрозила ему пальцем Ягодинка Ниевна и засмеялась. – Сообразительный. А нету больше избушки! Стара стала, на покой попросилась, мы ее и отпустили. А сами – вот, новую жизнь здесь начали. Избушка теперь новая, и старушка новая. Нет больше старушки! Ну, ты что, поел? Тогда по-серьезному гуторить будем! Нет, ты пироги ешь, ешь, они как раз доброй беседе не помеха.
– А лес стоит загадочный, – вторя хозяйке Корчмыы, затянул хор кикимор. – А сердце так стучит! Скажи, пусть будет больно мне, но только не молчи!
Глава 10. План такой – нам с тобой
Бармалей поедал пироги со страстью неистовой, уминал их, метал, как не в себя.
Будто не была перед тем повержена и опустошена миска вареников! Будто не ночь распростерлась над Русколанским лесом ватным стеганым одеялом, а белый день настал и звал к свершениям, перед которыми следовало хорошенько подкрепиться.
«Тайга на километры, – тем временем в фоновом режиме докладывал общую обстановку и оценивал положение его, как нерадостное, хор. – Звезда еле светит. Сибирь! Кто ответит тебе, коли крикнешь?»
Хозяйка, подперев щеку белой рученькой, с умилением следила за Борисовой застольной молодецкой удалью. Глаза ее янтарные наливались лампадным маслом и вспыхивали всякий раз, когда гость выхватывал с блюда очередной кус пирога. И оно понятно. Ведь кто в застолье силен, тот и в других трудах устали не знает! А хозяйке – приятно.
– Вкуснотища! – сподобился, наконец, похвалить угощение Бармалей. Он как раз закончил рассказывать Ягодинке Ниевне, а заодно и коту с лешим, известную ему часть истории Марфутки-Снегурочки, так что появилась возможность полностью переключиться на насущное. И он воздал угощению должное. – С чем кулебяка?
– Так, с чем... – поспешила прокомментировать угощение, покуда оно естественным образом не исчезло со стола, хозяюшка. – Известно, с чем. С котятами!
Бармалей поперхнулся.
– То-то я смотрю... – сказал он, возвращая недоеденный кусок на блюдо. – Жирновато как по мне... Хрену к пирогам вашим не помешало бы.
– Ишь, ты, хрену ему подавай! – удивилась мамаша Фи. – Размечтался! Откуда же тебе зимой хрену взять? А и летом его наши лешие да кикиморки в первую голову съедают. Вырастать не успевает!
– Ну, не знаю! – стоял на своем Бармалей. – Котят без хрена есть нельзя. И, мотая головой, он отодвинул от себя объедки пирога.
– Так ты наелся, что ли? – поинтересовалась мамаша. – Что ж, налетай, ребята! Теперь весь праздник ваш!
Баюн с лешим с готовностью и с такой жадностью расхватали остатки угощения, будто сами перед тем не съели столько же.
– А ты, я смотрю, брезгливый, – сказала Ягодинка Ниевна с насмешливой укоризной. – Фи! И губки поджала, и головой покачала. – Вот, учись, как следует впрок наедаться.
– Вы меня разгадали, бабуся, – подхватил ее тон Борис. – Я действительно, абы что не ем. А если еще впрок вот так постараться, так я потом с места не сдвинусь.
– Фи! Ежели ты такой переборчивый в еде, как же ты свою Марфутку любить будешь? В смысле, мало ли чего она на стол подаст? Всяко ведь в жизни бывает.
– Ну, до этого еще далеко. До любить, и все такое. Хотя, признаюсь, пироги ее я пробовал. Отличные у нее пироги получаются. Мне просто котят жалко. Откуда тут у вас, кстати, котята взялись?
– Как откуда? Есть кот, будут и котята. Ха-ха. Или, ты думаешь, Баюн у нас только по сказкам мастер? Нет, он и по котятам дока. Хэ-х. Но это все шутки. Басни да побасенки. На самом деле, нам нормальный фарш из деревни Митькино доставляют. Так что, напрасно ты...
– Это как же доставляют, из Митькино-то? Я что-то не понимаю. Разве туда из волшебного леса дорога имеется?
– А вот, как... Вот так. Тайными тропами. Да это и не сложно, дороги запутывать да распутывать. С нашими-то умениями.
– Угу. Это конечно. Тогда расскажите еще, что это вы в своем котле варите? Вроде, давно кипит уже, а никто варево даже не пробует, только помешивает.
– Ты, смотрю, глазастый, все подмечаешь.
– Ну, есть немного. Пришел с вопросами, теперь ищу на них ответы.
– Тогда должен был заметить, что народ в корчме грустный сидит. Брагу пьют, а грустные. Заметил?
– Ну, заметил. И что?
– А тогда и вопрос должен был себе задать: отчего?
– Ну, задал. Отчего?
– Так вот, оттого. Оттого, что праздник у жителей волшебного Русколанского леса отобрали.
– Да кто же это решился на эдакое супостатство? Что, кстати, за праздник? Я не ведаю.
– Хрустальный бал, – вставил леший, и так грустно вздохнул, будто собственноручно драгоценную стеклянную вазу разбил. Прямо этот хрустальный звон в воздухе послышался.
– Ты видишь? Видишь? – показала на лешего рукой хозяйка. – Хозяин леса едва не плачет!
– Вижу, бабуся, вижу, – согласился Бармалей. – Лешачина наш совсем понурился. Однако что это за Хрустальный бал такой? Я о таком и не слыхивал.
– Ясное дело, не слыхивал! И не должен был! Потому как никому потустороннему про него знать не следует, – Ягодинка Ниевна сверкнула глазами. – Но, раз уж без тебя, молодца, нам все равно не обойтись, то тебе расскажем. Так вот, Хрустальный наш бал – волшебный.
– Волшебному лесу – волшебный бал! – вновь вставил слово леший.
– Волшебному народцу в волшебном лесу волшебный бал, – дополнил его определение Кот Лютик.
– Именно, – приняла поправки мамаша Фи. – Каждую зиму в новогоднюю ночь Дед наш Мороз Иванович объявляет Хрустальный бал, который он правит вместе со Снегурочкой, своей верной помощницей. Бал не простой, как уже было сказано, а волшебный, потому на нем присутствуют в равном праве все жители лесные.
– И не только лесные, но и всякие-разные, и полевые, и водяные, и сельские, и городские.
– Все, которые волшебные...
– Чистые и местами нечистые, без разницы.
– Да,