домой. Уверена, он сообщил об этом папе.
Наверное, они волнуются за меня.
– Который час? – спрашиваю я, слегка задыхаясь на каждом слове.
Крю отстраняется от моей шеи и внимательно изучает взглядом. Его лицо раскраснелось, губы стали влажными и припухли, и, подавшись вперед, я быстро целую его. И еще раз.
– Посмотри в телефоне, – прошу я шепотом.
Он достает из кармана телефон и, глянув на экран, снова смотрит на меня.
– Почти три.
Меня захлестывает волна паники, вмиг смывая все восхитительные, навязчивые чувства.
– О нет. – Я оглядываю салон машины, а затем смотрю в окно, но не узнаю окрестности. – Мне пора домой.
– Пташка, подожди…
– Мне нужно идти, – перебиваю я. – Папа скоро приедет. А может, он уже дома. Я не знаю. Питер?
– Да? – спрашивает водитель, глядя на меня в зеркало заднего вида.
Меня даже не смущает, что он видел, как мы целуемся на заднем сиденье. Уверена, что выгляжу растрепанной. Такой же себя и ощущаю. Взъерошенной, разгоряченной и взволнованной.
– Можете отвезти меня домой?
– Конечно. Какой адрес?
Я называю его Питеру, а потом снова смотрю на Крю, который выглядит всерьез раздраженным.
И даже немного сердитым.
– Прости, – тихо произношу я, ощущая острый болезненный укол в груди. – Не хочу так спешить, но мне нужно домой. Родители уже точно волнуются.
Но так ли это? Может, и нет, но папа рассчитывает, что я буду дома ждать его приезда. Я никогда в жизни не подводила родителей и чувствую, что уже вляпалась в неприятности.
Хотя даже не сделала ничего плохого.
Выражение лица Крю становится мягче, и он касается моих волос. Обхватывает мое лицо ладонью.
– Не хочу, чтобы они за тебя беспокоились. Отправим сообщение.
Я мотаю головой. Так лишь спровоцирую поток вопросов, на которые не хочу отвечать. Не сейчас, не в присутствии Крю, который может стать свидетелем их допроса.
– Как далеко до моего дома, Питер?
– Двадцать минут пути, если не будет пробок, – отвечает водитель.
– Спасибо. – Я откидываюсь на спинку кресла и смотрю в окно, обдумывая все самые ужасные варианты развития событий. Чувствую, как Крю наблюдает за мной, и мне претит, что у меня начинается паническая атака прямо у него на глазах.
Он берет мою руку и переплетает наши пальцы.
– Не нервничай, Пташка.
– Я не нервничаю, – машинально отвечаю я, упрямо глядя в окно.
Боюсь, стоит мне взглянуть на него, и я расплачусь.
Крю пододвигается ближе и вновь касается моего уха губами.
– Врушка. Я знаю тебя лучше, чем ты думаешь.
Я с трудом сглатываю и ничего не отвечаю.
Этого я и боюсь.
Глава 19
Рен
Я прокрадываюсь в дом как можно тише и медленно закрываю за собой дверь, чтобы она не хлопнула. В квартире стоит тишина, будто никого нет, и я с облегчением выдыхаю.
– Где ты была весь день, черт побери?
Вскрикнув, я оборачиваюсь и вижу отца, который стоит в начале коридора возле самого ценного родительского приобретения – огромной картины Энди Уорхола.
Пытаюсь выдавить улыбку.
– О чем ты? Я ездила в художественную галерею.
– Это было несколько часов назад. – Он с прищуром смотрит на меня, словно пытается прочесть мои мысли. – Ты была в галерее все это время?
Я медленно мотаю головой, но ничего не говорю.
– Идем со мной. – Папа отворачивается и уходит прочь по коридору. Мне ничего не остается, кроме как пойти за ним в гостиную, в которой ждет мама в безупречном элегантном платье черного цвета и с бокалом вина в руке. Сдержанно улыбается, поймав мой взгляд, но молчит.
Мама никогда не принимала мою сторону. Не знаю, почему я всегда этого от нее жду. Безнадежное дело.
– Как ты добралась домой, юная леди? – спрашивает папа, вновь обращаясь ко мне и сверля сердитым взглядом.
Он красивый мужчина. Слегка лысеющий и с сединой на висках. А его карие глаза всегда полны беспокойства, стоит ему на меня взглянуть. Неужели он постоянно за меня волнуется? Иногда мне кажется, что это его единственное занятие.
Я подумываю солгать, но в итоге он, скорее всего, все равно выудит у меня правду. А замалчивание пары подробностей тоже считается ложью? Может, и нет.
– На машине.
Отец вскидывает брови.
– И чья это была машина? Уж точно не моя. Пару часов назад мне звонил перепуганный водитель, Рен. Сказал, что ты так и не связалась с ним, чтобы он тебя забрал. Тогда он поехал в галерею и понял, что ты уже ушла.
– Он ездил в галерею? – Меня захлестывает чувство вины. Уверена, все написано у меня на лице.
– Он объездил весь Трайбек, пытаясь тебя найти, а потом случайно увидел, как ты выходишь с кем-то из ресторана.
От его слов у меня кружится голова, и я падаю на стоящий за мной диван.
– Кто?
Папа подходит и сует свой телефон мне в лицо. На экране фотография, на которой мы с Крю вместе выходим из «Двух рук». Я улыбаюсь.
Кажется, еще никогда не видела саму себя такой счастливой.
– Кто это был? – требовательно спрашивает отец.
– Крю Ланкастер. – Мой голос звучит на удивление спокойно.
Он хмурится, убирая телефон обратно в карман.
– Погоди… сын Реджи?
– Да, – встревает мама, – младший.
– Мы учимся в одной школе, – добавляю я. – И в одном классе.
– Хмм. – Он поглядывает на маму. – Может, он более перспективный вариант для нее, чем сегодняшний мальчик.
Мама согласно кивает.
У меня отвисает челюсть.
О чем это они? Сегодняшний ужин с фон Веллерами продиктован не только папиным желанием обсудить с ними рабочие вопросы?
– О чем вы говорите? – спрашиваю я, когда никто не спешит продолжать. – Мы с Крю просто… друзья.
– Зачем он приехал в галерею? – спрашивает папа. – Я…
У отца звонит телефон, и он, тотчас достав его из кармана, смотрит на экран и говорит:
– Я должен ответить.
А потом выходит из комнаты.
Сразу после его ухода мама делает щедрый глоток из бокала.
– В следующий раз напиши отцу. Он ужасно волновался.
– Простите, – тихо отвечаю я, злясь на саму себя за то, что машинально за все извиняюсь. Никогда даже не пытаюсь объясниться или постоять за себя.
– Ты же знаешь, каким он становится.
– Знаю. – Я киваю, собираясь с духом, чтобы задать вопрос, который не дает мне покоя. – Почему папа тебе это сказал?
– Что сказал? – Она намеренно прикидывается дурочкой. Я же вижу.
– О том, что Крю более перспективный вариант.
Мама вздергивает подбородок.
– Мы рассматриваем все варианты для твоего будущего.
Я так сильно хмурю брови, что жест отзывается болью