Мы несколько отвлечемся, чтобы описать личность, которая в нашем повествовании неоднократно упоминалась в качестве главного или второстепенного действующего лица. Сэм Макэдам по кличке Красная Борода, которого чаще называли просто Бородой. Самый опасный хищник из тех, что водились в Городе.
Макэдам не помнил своих родителей, что давало его многочисленным жертвам еще один повод предполагать, что такое чудовище не могли породить человеческие существа. Говорили, что матерью его была проститутка по имени Ада Тодл. Отцом же мог быть любой тип из тех, что посещают профессионалок, промышляющих на речных пристанях. Попытки выявить какого-нибудь Макэдама, работавшего на пристани в 1885–1887 годах, так и не увенчались успехом.
Короче, Борода пополнил ряды бесчисленных беспризорников, которые в конце прошлого века обитали в Низине и северной части Капитолийских Холмов. Первый раз его посадили, когда ему едва исполнилось одиннадцать: шайка мальчишек избила и ограбила мужчину. Из дела видно, что, несмотря на нежный возраст, парень уже был хорошо известен полиции. Первое убийство он совершил в тринадцать лет — зарезал сутенера по имени Сен-Жан. Затем последовала непрерывная череда насилий, в результате которых Макэдам поставил под свой личный контроль двенадцать кварталов в Маленьком Лиссабоне и западной части Капитолийских Холмов. Некоторых из тех, кого он устранил на своем пути наверх, мы уже упоминали: Сероне Коэло, Каладзе, Бауэр и многие другие. Не говоря уже о тех, кого этот неистовый и непредсказуемый бандит просто покалечил и запугал.
Многие считают, что кличку Красная Борода он получил из-за рыжей растительности на лице. На самом же деле за этим стоит поистине жуткая история. Макэдам получил это прозвище после случая, когда брат Георгия Каладзе и три других парня из Низины устроили ему засаду в переулке за пабом Салли Баннарда. Они напали на него с цепями и дубинками, чтобы отомстить за убийство Георгия. Наблюдавшие эту сцену прохожие просто остолбенели от ужаса, и поэтому показания свидетелей не совсем совпадают. Однако очевидно, что Макэдам зверски расправился со всей четверкой собственными руками, ногами и зубами. По утверждениям свидетелей, кровь жертв стекала у него изо рта по бороде. Вот какова история этого страшного прозвища.
ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ
Сквозь опушенные жалюзи просачивался утренний свет, бросая полосатую тень на голое тело Пула, над которым хлопотала Карла, смазывая раны и прикладывая лед к синякам на ребрах и в паху. Пока она занималась врачеванием, он рассказывал о своем вчерашнем походе в больницу Всех Святых и сиротский приют. Карла терпеливо слушала, иногда прерывая его замечаниями.
— Думаешь, тебе удастся найти Каспера Просницкого?
Пул громко втянул воздух, когда мазь защипала ссадину на плече.
— Надеюсь. Но меня больше беспокоит его мать.
— Почему?
Стоя на коленях, Карла крутила его плечо, пытаясь определить, насколько оно повреждено.
— Из психушки она как-то выбралась. Но как вернется назад, я не представляю. Там все на замках. И везде толкутся эти быки из БПД.
— Интересно, а полиция дежурит там постоянно? Если да, то возникает вопрос: почему? Что им делать в женской психушке? Какой смысл там торчать? А если они там не всегда, то получается, что охрану усилили, потому что она сбежала. Чего они так пекутся об этом месте?
— Возможно, мальчишка что-то знает.
— Может быть, они боятся, что оттуда все психи разбегутся? Но они ведь не опасны. Лина Просницкая даже собственные ботинки с трудом завязывает, где уж тут нападать на людей. За этим кроется что-то другое.
— Возможно, она что-то знает, — предположил Пул.
— Возможно, они все что-то знают, Этан. Вопрос, что именно.
Пул промычал что-то нечленораздельное, и Карла вернулась к своему занятию. Чтобы переменить тему, он спросил:
— Ты отнесла фотографии в «Газету»?
— Конечно.
— Может, им позвонить?
— Давай.
Карла резко повернула его голову. В шее что-то громко треснуло, словно на дереве сломалась толстая ветка.
Временами Пулу казалось, что дома ему достается больше, чем в полиции.
Каким-то странным образом врачевание настроило Карлу на игривый лад. Пул перевернулся на живот и застыл. Боль была так сильна, что ему было не до любовных утех. Карла пощекотала его под ребрами, стараясь выбирать места, где не было синяков. Стиснув зубы, он уже готов был уступить, но тут зазвонил телефон. По голосу Карлы он понял, что новости плохие.
— Повтори, Анжелина, я не понимаю, когда так быстро говорят.
Пул услышал, как в трубке застрекотал чей-то голос.
— Кто их забрал? Полиция? — Карла говорила медленно и раздельно, словно беседуя с ребенком. — Анжелина, а это не могли быть ребята из БПД? Они были в серых рубашках?.. В серых?.. Да… Да… Сказали, что их хочет видеть мэр?.. Ладно… Слушай, оставайся на месте. Я приму меры. С ним ничего не случится.
Карла повесила трубку и стала смотреть в стол.
Пул заметил, что она тяжело дышит и близка к панике.
— Что случилось?
— Они забрали Энрике к мэру.
Пул был озадачен.
— Что это значит?
Карла повернулась к нему.
— Господи, Этан, пошевели мозгами. Как сам думаешь, что это значит?
— Это из-за забастовки? — растерянно спросил Пул.
Карла нетерпеливо тряхнула головой, словно поражаясь тупости Пула.
— Конечно.
Она начала ходить по комнате, подбирая свои разбросанные вещи.
— Поляки хотят построить здесь фабрику. Генри спит и видит, как бы это быстрее провернуть. Мы думали, если устроить забастовку, пока они здесь, Берналь и Генри скорее прогнутся.
