Книга Не отдавай меня ему - Ульяна Николаевна Романова

Снежок ткнулся носом мне в колени, недовольный тем, что я задумалась и перестала чесать его за ухо. Последние пять дней он был единственным, кому я могла излить душу. Странно было говорить с собакой, но держать в себе то, что болело, я не могла.

И Марату ничего не могла сказать. Я старалась поддержать его и панически боялась, что когда-нибудь он начнет меня ненавидеть. Его нервы уже сдавали, я достаточно успела изучить его, чтобы это понять.

Ему двадцать один — самое время гулять, развлекаться и менять девушек. Вместо этого он работает, следит за мной и почти не спит.

О чем он думал по ночам? Жалел, что связался со мной? О том, что жизнь вот так сложилась?

Я скатилась на пол, обняла Снежка и заплакала от бессилия, от той боли, что никак не унималась в душе.

Почему так с нами? Зачем так с ним? Марат не заслужил таких испытаний, он замечательный человек. Добрый, ответственный, сильный.

Сейчас я сама себя корила за то, что когда-то считала его плохим. Хулиганом, бабником, бандитом. Он не такой. Он лучший мужчина, и если бы не обстоятельства, не опухоль, наверное, я была бы самой счастливой на свете.

Я рыдала, а Снежок, как и всегда, спокойно сидел рядом, когда зазвонил мой мобильный. Я вскинулась, тыльной стороной ладони вытерла слезы, решив, что звонит Марат, взяла телефон и сглотнула:

— Алло.

— Маша, где ты? — обеспокоенно спросила Таня. — Я пришла к вам, никто не открывает. Что с тобой, малая?

— Я… Тань, я сейчас не там живу.

— Давай адрес, — решительно потребовала сестра.

Я быстро продиктовала, отклонила вызов и подскочила на ноги. Сердце колотилось в груди, а я стояла у окна, кусая губы в ожидании своей старшей сестры.

За последние пару недель я многое успела переосмыслить и зла на нее не держала. Я наконец поняла, что такое одержимо кого-то любить. Бросить своего ребенка я бы не смогла, но за Маратом пошла бы на край света, как и Таня за Никитой.

Я заметила, как сестра выходила из-за угла, побежала к двери, распахнула и остановилась в коридоре.

И как только она свернула, побежала к ней. Мне нужен был кто-то родной, я скучала по своей семье. По той семье, которая была до смерти родителей. До того дня, когда Таня поступила в университет.

Таня обняла меня, прижала к себе и тихо поинтересовалась:

— Боже, Маша, что?

Я присмотрелась к ней, поняла, что Таня наконец-то трезвая, и обрадовалась еще сильнее:

— Пойдем, я тебя чаем напою.

Таня нахмурилась, большими пальцами стерла с моих щек слезы и взяла меня за руку:

— Я торт купила.

Мы вошли в квартиру Марата, Таня с любопытством осматривалась, пока я ставила чайник и знакомила ее со Снежком.

— Рассказывай, — потребовала сестра и села на диван. — Что случилось? Маша, у меня все перевернулось, когда я прослушала твое сообщение. Вадим, да?

Я замялась, слова застряли в горле и выпалила совершенно не то, что хотела:

— Лучше расскажи, как ты?

— Я… Да нормально я. Прости меня, Машка. Я дура. Посиди со мной, как раньше, помнишь? Иди сюда.

Она выпрямилась, а я легла на диван, положила голову ей на колени и ждала. Таня тепло улыбнулась, расплела мою косу и стала гладить по волосам. Как когда-то.

— Расскажи мне все, — попросила она.

И я не сдержалась. Рассказывала, обливаясь слезами обо всем. Об Агате, Вадиме, Милане, о том, как мы жили, как я познакомилась с Маратом и, наконец, о своем диагнозе.

Таня молчала. Окаменела, как и я в первые минуты, и смотрела в стену. Подскочила на ноги, прошла к окну, развернулась ко мне и призналась:

— Я не верю. Машка, я не верю. Этого не может быть! Бляха… Я должна быть на твоем месте, я в семье самая бесполезная, а не ты.

— Перестань, — попросила я, — когда я тебе написала… Я тогда только узнала и мне некуда было идти. Сейчас со мной Марат, и он… Если бы не он, я не представляю, что бы я делала.

— А мелкая наша что? — напряглась Таня.

— Они не знают. Ни она, ни Вадим.

Когда я произнесла имя ее бывшего мужа, Таня скривилась и с ненавистью посмотрела в стену.

— Знаешь, Маш, зря ты предложила ему жить под одной крышей, — вдруг призналась она.

— Почему?

— Потому что ты его не знаешь. И я не знала. Он… Сволочь он, Маш. На жалость давил, да? Что его бедного бросили, оставили с ребенком… Скотина!

— Расскажи мне, — потребовала я. — Таня, я хочу все знать. Слишком долго я жила своими иллюзиями.

— Ты…

— Я выдержу. Мы с тобой слишком давно не говорили по душам.

— Точно, — грустно улыбнулась Таня и обхватила себя руками. — Помнишь, когда я только познакомилась с Вадимом, он всем сказал, что он начинающий архитектор? Вранье. У него неполное среднее образование и закончил он девять классов только. Он детдомовский, его квартира муниципальная, выдали как сироте. Врун, манипулятор и сволочь, Маш, но выяснила я это все слишком поздно. Он говорил, что уходит на работу в офис, а на самом деле подрабатывал грузчиком в магазине. И врал, каждое слово было вранье. Что зарплату урезали, что его на работе не ценят. Все вранье!

Я начала догадываться, что что-то не так, когда забеременела. Знаешь, он заботился обо мне, казалось, что пылинки сдувал, но я иногда ловила на себе его взгляд — холодный, без единой эмоции. Как у психопата.

Его мечта была — удобно устроиться. Извращенная модель семьи в голове, которую он навязывал мне. Это не сразу замечаешь, только со временем.

Я его бояться начала тогда. Хотела уйти, но Агата… Плохо так говорить, но я не хотела рожать. Денег почти не было, Вадим тогда совсем ничего не зарабатывал, в магазине платили мало, я бы минимум на год выпала из жизни с ребенком, да и от него рожать не хотела. Это грех, но я и так попаду в ад.

Он скользкий тип, который только и хотел, что устроить свою жизнь. А он… В общем, когда я сказала про аборт, он меня впервые ударил. И запер дома на два дня, до полного прояснения в мозгах, как он сказал.

Я беременность почти не помню, он так давил, что я все время в стрессе была. Угрожал, что если с ребенком что-то случится, то я пожалею. И, Маш, он не шутил, я по глазам видела. Тогда он показал свое истинное лицо. Он труслив с теми, кто