Ghceck mich nicht ganz verlaesst, kann es zum guten Ende fuehren, kommt es jedoch anders, dann sage ich in Dmut: wie Gott wil. Du, mein Kaiser, und Oesterreich werdet meiner allerletzen Gedanken und Gefuehle beherrschen. Bin ruhig und gefast, und wenn erst die Kanonen in rechter Naehle donnern werden, wird mir wohl werden.) («Если прежнее везение меня не совсем оставит, эта история может получить счастливый конец; если события сложатся иначе, я говорю смиренно: на все Божья воля. Мои самые последние мысли и чувства будут обращены к тебе, моему кайзеру и Австрии. Я тверд и спокоен, и с нетерпением жду, когда же загрохочут пушки.»)
Пушки загрохотали прежде, чем он отложил перо.
Противники знали друг о друге довольно мало. Бенедек занимал хорошую оборонительную позицию, хотя и был прижат спиной к Эльбе. В 7.00 головные колонны Второй прусской армии принца Фридриха-Карла вступили в долину Бистрица. Думая, что австрийцы находятся на другом берегу реки — предположение весьма логичное с точки зрения стратегии — и не ожидая подхода армии, возглавляемой прусским кронпринцем, принц Фридрих-Карл отправил кавалерийский полк на захват моста через Бистриц у деревни Садова. Полк наткнулся на батальоны австрийских егерей[172], оставленные для сдерживающих действий. Для австрийцев эта встреча тоже была неожиданностью, однако их батареи, расположенные в глубине обороны, быстро среагировали и подвергли пруссаков яростному обстрелу. Те понесли большие потери и поспешно ретировались. Тогда прусский принц послал к мосту несколько пехотных батальонов и прикрыл их продвижение массированным артиллерийским обстрелом противоположного берега Бистрица — снеся при этом с лица земли несколько деревень.
Пока происходила эта начальная разминка, Бенедек ехал на свой командный пункт, располагавшийся неподалеку от деревни Липа. Прибыв на место, он увидел Кришменика, только что получившего указ императора о своем отстранении от должности. Хеникштейн, второй адъютант Бенедека, был весьма доволен несчастьем, постигшим боевого товарища, и почти не скрывал своей радости.
Бенедек еще раз изучил диспозицию. В центре у него имелось 44000 солдат и 134 пушки, на левом фланге — 51000 солдат и 140 пушек, а на правом — 55000 солдат и 176 пушек. Резерв состоял из 47000 пехотинцев, 11500 кавалеристов и 320 пушек[173]. Бенедек выстроил практически неприступную оборону — неприступную в том случае, если командиры корпусов будут четко следовать приказам командующего и не переместят самовольно свои войска с назначенных им позиций. По размышлении, он решил укрепить центр частью резервной артиллерии. Прежде чем отдать приказ, Бенедек захотел лично проинспектировать резервные части. Австрийский Байяр пользовался огромной популярностью, войска приветствовали его дружными криками «Ура!», или «Живио!», или «Эльен», а полковые оркестры наяривали марш Радецкого. Затем Бенедек поднялся на холм, откуда было видно все поле битвы. В полном соответствии с планом три передовых корпуса левого фланга организованно отошли в лесистую местность около Садовы — там прусская чудо-винтовка была практически бесполезна. При каждой попытке перейти в наступление пруссаки попадали под сокрушительный огонь австрийских батарей, Свипвальд стал могилой для прусских батальонов.
Когда в долине Бистрица прогремели первые выстрелы, кронпринц все еще сидел за завтраком, затем он принял парад своего собственного полка[174]. Во время парада прискакал гонец: «Ваше высочество, сражение началось». Возникла такая же ситуация, как пятьюдесятью годами ранее под Ватерлоо. Принц Фридрих-Карл (Наполеон) пошел в наступление, а кронпринц (Груши) услышал пушечную стрельбу. С единственной разницей — в отличие от Груши кронпринц повел свои войска на звуки канонады.
Не было никаких сомнений, что Мольтке крупно влип. Атака силами одной армии являлась грубейшей ошибкой. Кронпринц со своими войсками сильно задерживался, так что австрийцам представлялась отчетливая возможность быстрой, красивой победы. Надежда Бенедека, что его превосходство в артиллерии деморализует пруссаков и приведет к их разгрому, отнюдь не была пустыми мечтаниями. Все могло бы обернуться именно таким образом — если бы не прискорбные события, разворачивавшиеся в это самое время.
Графы фон Тун и фон Фестетикс командовали двумя австрийскими корпусами. Оба графа обладали слишком большим богатством и связями, чтобы считать себя обязанными точно исполнять приказы какого-то там «риттера»[175] и стоять на своих фланговых позициях в ожидании армии кронпринца, которая совсем не спешила их атаковать и вообще блуждала неизвестно где. Графы, утомившиеся пассивным сидением на наблюдательных пунктах, сочли такое бездействие занятием скучным и неблагородным. Поэтому они совершили роковую ошибку — выдвинули свои корпуса на километр вперед от австрийской оборонительной линии, прежде прочно закрепленной вдоль гряды господствующих высот. Их действия создали именно такое положение, какого Бенедек изо всех сил старался избежать, в корне нарушив всю его диспозицию. Два графа выступили против прусской Седьмой дивизии генерала фон Франсецки, стоявшей в Свипвальде. В густом лесу, на узком фронте австрийцы не могли использовать свое подавляющее численное превосходство, их самоубийственные штыковые атаки не достигали цели. Все было почти как при Азенкуре — первые ряды вступали в яростную рукопашную схватку, в то время как задние ничем не могли им помочь. Вскоре пруссаки сообразили, что австрийцы пошли в наступление, не озаботившись безопасностью своего фланга, и ударили по этому флангу силами нескольких полков. В последовавшей схватке у австрийских командиров все валилось из рук — одни подразделения шли в атаку, не дожидаясь приказа, другие отходили на защиту фланга, тем временем дисциплинированные пруссаки неуклонно двигались вперед и в конце концов захватили деревню Чистовеш. Граф Фестетикс осознал свою ошибку и послал бригаду, чтобы ликвидировать прорыв. Пруссаки засели в деревенских домах, они стреляли из окон и поверх заборов, осыпая накатывающие белые волны градом пуль. В этой неравной битве погибли все австрийские офицеры, а также большая часть венгерских солдат 12-го и итальянских 26-го полка.
Затем граф фон Фестетикс лично повел солдат в штыковую атаку на деревню. Безумно храбрая атака окончилась весьма печально: граф был в ней ранен, а его адъютант убит. Место Фестетикса занял генерал Моллинари. Граф Тун наблюдал за этими событиями издалека; не понимая, что происходит с корпусами Фестетикса, и желая ему помочь, он бросил в яростную неразбериху Свипвальда свой Второй корпус. Австрийцы сражались с самоубийственной отвагой. Полковые оркестры играли марш Радецкого, офицеры с саблями наголо вели свои батальоны в атаку, солдаты не стреляли, полностью полагаясь на «сталь холодную штыков». И все это — под огнем новых скорострельных винтовок. По большей части батальонам не удавалось подойти к прусской обороне ближе, чем на пятьдесят метров, на подступах к лесу вырастали горы одетых в белое трупов, сверкающие штыки бессильно вонзались в обильно политую
