на жалкие крохи информации.
Он подбирает упавший фрукт и обдувает магией, убирая пыль.
– Катон, я вам не враг.
– Нет. – Он изучает свой апельсин так пристально, что глаза начинают косить. – Ты моя королева.
– Разве королева не заслуживает честности своего народа?
– Не та, которая находится под чужим влиянием, – бормочет он себе под нос.
– Чужим влиянием? – выплевываю я. – Ну вот, а я-то думала, что вы другой. Думала, у вас-то мозги больше ушей, но, по-видимому, вы не отличаетесь от остальных фейри!
Воздух вокруг потрескивает – полагаю, от моей ярости, однако затем я замечаю языки пламени, прыгающие по куче обугленных поленьев, и ахаю, поскольку в моей землянке с перебродившим виноградом нет камина, только канделябры, а значит…
– Я все ждала, когда ты вновь подключишься к моим глазам, Фэллон… – От голоса Бронвен сердце ударяется о ребра. – У меня кое-что для тебя есть.
Шелестит бумага, и между изящными, покрытыми шрамами пальцами Бронвен появляется лист пергамента с темно-синими завитушками.
– Я пыталась вспомнить свои давние уроки с Мериам…
Я задерживаю дыхание, боясь, как бы выдох не сдул и предсказательницу. Вероятно, у меня синеет лицо, но это даже к лучшему: уж лучше пусть Катон обратит внимание на неестественный оттенок моей кожи, чем на побелевшие глаза.
Бронвен проводит указательным пальцем по первой печати, следуя за чернильным следом так, словно видит его. Полагаю, она чувствует тонкие бороздки, оставленные кончиком пера.
– Эта печать подавляет звук.
Сердце замирает. Юстус рисовал ее множество раз, но на темном фоне. На светлом она обрисовывается четко.
– А эта, Фэллон… – Она мягко постукивает пальцем по бумаге, указывая на символ в форме буквы «V» поверх перевернутой «T». – Если забудешь все остальные, запомни хотя бы эту, ибо она…
В лицо ударяет порыв ледяного воздуха, отчего голова запрокидывается. В ушах, подобно грому, разносится мое имя.
Нет, нет, нет! Вернись!
Внизу виднеется изможденное лицо Катона, его пальцы сжимают прутья и сотрясают клетку. Я падаю лицом в матрас и изо всех сил стараюсь вернуться в разум Бронвен. Однако, сколько я ни пытаюсь, вновь выскользнуть из тела никак не получается. Возможно, потому что Катон по-прежнему громко меня зовет и трясет клетку, словно погремушку.
«Что делает эта печать, Бронвен?» – рычу я, когда хлипкая кровать перед глазами не исчезает, затем поворачиваюсь и рычу Катону:
– Хватит!
Он вздрагивает от моего резкого тона, захлопывает рот и отпускает клетку.
– И ты еще ждешь, что я поделюсь с тобой секретной информацией? – Катон так тяжело дышит, будто ему потребовались все силы на то, чтобы вытащить меня из видения.
Я не утруждаю себя ответом. Вместо этого проигрываю в голове проблеск драгоценных знаний, которыми со мной поделилась Бронвен, визуализируя оба символа, пока их линии и изгибы не врезаются в память. Затем переворачиваюсь на бок, спиной к Катону, и вывожу символы пальцами по лепешке, которая служит мне матрасом.
Раздумываю над тем, чтобы использовать набитую мхом подстилку в качестве доски для рисования, но нельзя пачкать ткань кровью.
– Можно мне какой-нибудь еды? – спрашиваю Катона. Он мешкает.
– Мне не позволено…
– Ладно. Морите меня голодом. Будьте таким же, как все остальные.
Он резко втягивает воздух, будто я попросила его пересечь Южное море на гнилом плоту. Вероятно, я задела его чувства.
Ну и пошел к черту!
Вместе с прочими тюремщиками.
К черту эту клетку и эти обсидиановые стены, и…
– Вот.
Я поворачиваю голову и натыкаюсь на зависшую перед лицом дольку апельсина.
– Мне нужна настоящая еда, желательно поднос с горой всевозможных сыров.
– Боюсь, у нас небогатое меню, но могу совершить набег на кладовую Росси.
Я так понимаю, кладовая находится не под землей. Но тогда как Катон в нее попадет?
– Разве не рискованно оставлять печати на стенах?
– Прости, что?
Я указываю на вход в камеру.
– Полагаю, вам нужны волшебные двери на случай, если Юстус не вернется, но… – Я не заканчиваю, надеясь, что он ответит на мой осторожный вопрос.
– Знаю, ты о нас весьма невысокого мнения, но мы не похоронили себя заживо, Фэллон.
– Значит, тут есть дверь? Настоящая дверь?
Его глаза округляются, когда он осознает свою оплошность.
– Нет.
Он явно лжет, тут и соль не нужна. Если существует вход в туннели, Лор его найдет. Но для этого ему нужно искать меня на западе. Вот бы Бронвен могла увидеть, где я нахожусь! Сердце колотится так сильно, что кровь раздувает вены и вызывает покалывание.
– Хватит мучить беднягу, мойя. – От голоса Данте деревенеет позвоночник.
Я медленно поворачиваю голову. Он стоит, скрестив руки на груди и прислонившись к дверному проему обсидиановой комнаты. Я замечаю полоску коричневой ткани на глазу. Она того же оттенка, что и его кожа. Интересно, глаз заживает? Впрочем, не все ли равно?
Скоро он лишится головы.
Мой впалый живот даже не вздрагивает при мысли об обезглавливании.
Данте отталкивается от стены и неторопливо направляется ко мне.
– Тем более что он здесь из-за тебя.
Я вскидываю бровь, ожидая пояснений.
– Юстус привел его сюда, потому что вы с Катоном близки. Кто бы мог подумать, что генералу не чужда забота?
– Ага, кто? Чему обязана вашим визитом?
Он пристально оглядывает мою перепачканную розовую сорочку, прежде чем его голубые глаза возвращаются к моему лицу.
– Настало время урока, мойя.
Удары сердца все нарастают, пока не остаются единственным звуком, который я слышу. Вены наполняются адреналином. Я сажусь.
Время действительно настало, но не для какого-то там урока: настало время сорвать эту корону с его головы и отнести моей паре.
Глава 28
Я представляю себе Лора.
Лора, которого увижу уже сегодня.
Хотя я съела не более трех долек апельсина за… только Катону известно, за сколько дней, тело гудит так, будто я проглотила полноценный обед и запила кувшином кофе. Когда дверь клетки со скрежетом открывается, я встаю и хватаюсь за прутья. Перебирая руками, добираюсь до зияющего проема.
Ощущение такое, будто меня выпускают из коробки. Возникает лестница из лоз, и я поворачиваюсь, чтобы спуститься.
– Хм! – прорезает тишину низкий гул.
Я замираю. Заслышав шорох, оглядываюсь: Данте вытаскивает из ножен кинжал. Лениво проводя пальцем по инкрустированному черному камню, говорит:
– Не терпится начать наш урок, Заклинательница змей?
– Не терпится выбраться из клетки, – поправляю, однако мешкаю и с колотящимся сердцем перевожу взгляд с блестящего лезвия на прищуренный глаз Данте.
– Разитель воронов. Так я прозвал новейшую разработку нашего кузнеца. – Король-фейри вертит оружие в руках. – Доставили только сегодня утром. – Золотой
