весь путь, если Он не умрет от Своего соединения с человечеством, оставаясь в единении с Богом, ничего не произойдет. Знаете, кажется, в письмах французский писатель Рабле писал, что он готов отстаивать свои убеждения вплоть до повешения – но все же исключая виселицу. Если бы Христос был готов отстаивать Свою проповедь, исключая смерть, и умер бы в дряхлом старческом возрасте, мне думается, не было бы ни трагедии, ни победы.
– Если у вас есть какое-либо ощущение Бога – оно есть потому, что Господь открыл вам Себя, позволил прикоснуться к краю Своей одежды или взглянуть в Свое лицо, полное сострадания и любви. Но придумать Бога не мог бы никто. Можно было бы придумать идола, чтобы ему поклоняться, предмет ужаса, восхищения, но не Бога Живого, Который есть во всех религиях. Границу я бы провел следующим образом: я верю в то, что Воплощение – историческое событие, и это историческое событие невозможно превратить в притчу, миф или рассказ – оно произошло, и мир от этого стал другим. Мир, в котором существуют все религии, пронизан этой исторической реальностью пребывания Бога среди нас, он сосредоточен на ней.
Я думаю, нельзя усвоить ничего, что касается Бога, кроме как узнав Бога, узнав, Кто Он, Каков Он. Иногда, например, читая Евангелие, я отмечаю все отрывки, от которых у меня загорается сердце, ум наполняется светом и радостью. Это означает, что в этом конкретном месте, в этой конкретной ситуации (это может быть слово Божие, Его действие, притча), в этот момент я понял Бога и в то же время обнаружил свою глубинную сущность. Потому что нельзя открыть Бога иначе как через отражение в нас, через аналогию, через сравнение – так же мы, наверное, можем воспринимать и музыку – только когда кто-нибудь коснется клавиш или струн. В тот момент сердце у меня бьется в унисон с Богом, я понимаю, Кто такой Бог, и потом уже могу начать понимать другие вещи о Нем. Не исторические факты как таковые, но то, как Он открывает нам Свою реальность.
– Когда будущий апостол Павел встретил лицом к лицу Воскресшего Христа, он узнал, Кто Это[41]. Я думаю, с людьми, которые переживают опыт обращения – либо в одночасье, как апостол Павел, либо в результате постепенного движения, – по сути происходит то же самое. Они обретают уверенность в том, что встретили Бога.
Этот опыт может приходить в виде крошечных исчезающих проблесков. Помню, кто-то рассказал мне, как он понимает эпизод из конца Евангелия от Матфея, когда Христос говорит Своим ученикам: Пойдите, возвестите братьям Моим, чтобы шли в Галилею, и там они увидят Меня (Мф. 28: 10). Можно спросить: зачем им идти в Галилею, если они уже встретили Христа здесь? И вот объяснение, которое мне дал тот человек и которое мне кажется очень трогательным: Галилея в памяти учеников, в их опыте означала «медовый месяц» их знакомства со Христом. Пребывание в Иудее было временем трагедии, но пребывание в Галилее – временем покоя, мира, когда они постепенно узнавали Христа как своего современника: мальчика, юношу, Того, Кого они отметили, потому что Он был не такой, как все, – и все же был одним из них. Он стал их предводителем, затем их Господом, затем их Учителем в самом высоком смысле этого слова. И все это нужно было снова пережить, потому что в каждый из этих моментов они приближались к пониманию того, Кем Он был. В жизни большинства людей есть мгновения, когда они видят некий проблеск, но потом забывают о нем, потому что людям свойственно забывать, потому что они недостаточно внимательны. Поэтому если мысленно вернуться в прошлое и постараться вспомнить и вновь пережить все те мгновения, когда мы дотронулись до края Его ризы, когда мы мельком увидели Его лицо, когда мы прониклись истиной Его слов, – все это может постепенно сложиться в опытное знание Бога. В восприятие Его не просто как того, кто сказал какие-то слова, но в узнавание Его – через Его слова, через эти встречи – как Кого-то знакомого и близкого, как Того, Кто является именно тем, что Он говорил о Себе.
«Прости, я пришел как попрошайка»: что стоит за нашей молитвой[42]
Несколько лет назад, готовясь к серии лекций о молитве в Америке, в поисках вдохновения я прочел брошюру Синтии и Теодора Уэдел[43] – точнее, собирался прочесть, но был так поражен первыми полутора страницами, что мне хватило и этого. То, что я прочитал, произвело на меня огромное впечатление, и я хочу им с вами поделиться. Авторы, по сути, говорят следующее: неправильно определять молитву только как некие слова, как то, что мы говорим Богу, становясь на утреннее или вечернее правило либо собираясь в церкви. Молитва – это крик, это страстное стремление всего нашего существа, стремление, которое может выражаться словами или оставаться невыраженным. Можно страстно чего-то желать, но чувствовать, что этого не высказать словами, что для этого нет слов, а можно желать чего-то, что и сам не можешь осознать настолько, чтобы это выразить.
Но особенно меня поразило утверждение авторов о том, что молитва, если определить ее как крик всего нашего существа, души и тела, ума и сердца, воли и плоти, всегда обращена к кому-то, кому до нее есть дело, то есть к тому, кто готов удовлетворить это прошение, ответить на эту молитву. Далее авторы пишут: «И мы должны понимать, что молитва никогда не бывает нейтральной. Если она не находится в гармонии с Богом, тогда она обращена к Его противнику, к сатане». Между ними никого нет; нельзя вознести молитву, которая не обладала бы мощным решающим посылом: либо к созиданию Царства Божия, либо к его разрушению. И далее авторы приводят примеры: когда мы молимся о чем-то по сути добром, тогда наша молитва, очевидно, обращена к Тому, Кто есть Господь гармонии, Господь мира, Господь красоты, Господь жизни. Но мы не всегда молимся так, и дело не только в словах, слова тут могут быть обманчивы. Можно говорить Богу правильные слова, но в то же время желать чего-то совсем противоположного тому, что произносится.
У русского писателя Короленко есть рассказ о пьянице[44]. Этот человек добывает немного денег у своих знакомых, но прежде те заставляют его поклясться, что он эти деньги не пропьет. Он клянется, потому что деньги-то нужны, и где-то в глубине души даже
