не хочет селить к себе постояльцев.
В основе каждого хорошо сделанного диалога лежит драматический конфликт, противоборство двух сторон. Одна сторона обладает информацией – вторая нет – вот простейший конфликт для диалога. Двое хотят заставить третьего сделать что-то выгодное им и не выгодное третьему, прибегая для этого к разного рода речам: угрозам, лести, подкупу. Это тоже конфликт. Один обвиняет второго – второй оправдывается, отнекивается, наконец, признает себя виновным. И здесь мы имеем дело с конфликтом. На самом деле разновидностей конфликтов для диалогов великое множество. Везде, где сталкиваются интересы, обязательно будет конфликт.
В эпических произведениях, помимо диалогов персонажей, существует еще и монолог, с которым автор обращается к читателю. Это и само повествование (рассказывание), и авторские пояснения, и ремарки, вставленные внутрь диалога. В этом специфика романной прозы. Со смешения диалога и монолога начинаются «Иствикские ведьмы» Д. Апдайка:
«– И само собой, – скороговоркой, но со значением произнесла Джейн Смарт, растягивая каждую «с», как ребенок, на спор прижавший горячую головку спички к ладони и от боли втягивающий со свистом воздух, – Сьюки сказала, что кто-то купил особняк Леноксов.
– Мужчина? – спросила Александра Споффорд, чувствуя, что оказалась в стороне от главных событий; безмятежное утреннее настроение сразу испортилось от этого самоуверенного тона.
– Из Нью-Йорка, – бойко продолжила Джейн, почти пролаяв последний слог и опустив «р», как принято в Массачусетсе. – Без жены и детей, разумеется.
– А, один из этих».
Все атрибуции диалога или ремарки (выделены курсивом) между Джейн и Александрой, не что иное, как монолог автора.
Авторские «вставки» нужны, чтобы выразить отношение к персонажу, поиронизировать, развлечь читателя, детализировать вещный мир, усилить художественный образ. Персонажа, как мы выяснили, характеризуют произносимые им речи, автор заостряет внимание на моментах, которые из разговора неясны.
Герой может вести диалог сам с собой, такой диалог называется внутренним. Автор в данном случае может стать арбитром между сторонами в голове персонажа, а может предоставить герою выпутываться из душевных споров самостоятельно. Вот внутренний диалог Флер Монт из «Саги о Форсайтах» Голсуорси: «На ее губах трепетали слова: «И лучше больше не приходить», но она промолчала. Расстаться с Уилфридом? Жизнь утратит частицу тепла. Она махнула рукой. Он ушел. Слышно было, как закрылась дверь. Бедный Уилфрид! Приятно думать об огне, у которого можно согреть руки. Приятно – и немного жутко. И вдруг, спустив Тинга-Линга на пол, она встала и зашагала по комнате. Завтра! Вторая годовщина ее свадьбы! Все еще больно ей думать о том, чем могла бы стать эта свадьба. Но думать было некогда – и она не останавливалась на этой мысли. К чему думать? Живешь только раз, вокруг: – люди, масса дел, многого нужно добиться, взять от жизни. Не хватает, правда, одного – ну, да впрочем, если у людей это есть, так тоже не надолго! Слезы, набежавшие на ее ресницы, высохли, не скатившись». Как, по-вашему, присутствует ли автор в данном отрывке или персонаж действует в одиночку?
Речь от лица персонажа иногда, особенно в современной литературе, называется потоком сознания. В иллюстрированной энциклопедии «Литература и язык» «Поток сознания» определяется как «способ повествования, имитирующий работу человеческого сознания и подсознания. В отличие от родственного ему внутреннего монолога, так или иначе организующего и упорядочивающего ход мыслей и переживаний, поток сознания предполагает беспристрастную регистрацию разнородных проявлений психики, облекающихся, однако, в словесную форму. В потоке сознания сливаются мысли и полуосознанные волевые импульсы, воспоминания и сиюминутные впечатления, которые чаще всего передаются вне всякой логической и причинно-следственной связи – по принципу звуковых, зрительных и прочих ассоциаций».
Взгляните, с помощью каких языковых средств поток сознания реализован в «Тошноте» Сартра: «Эти парни меня восхищают: прихлебывая свой кофе, они рассказывают друг другу истории, четкие и правдоподобные. Спросите их, что они делали вчера, – они ничуть не смутятся, в двух словах они вам все объяснят. Я бы на их месте начал мямлить. Правда и то, что уже давным-давно ни одна душа не интересуется, как я провожу время. Когда живешь один, вообще забываешь, что значит рассказывать: правдоподобные истории исчезают вместе с друзьями. События тоже текут мимо: откуда ни возьмись появляются люди, что-то говорят, потом уходят, и ты барахтаешься в историях без начала и конца – свидетель из тебя был бы никудышный. Зато все неправдоподобное, все то, во что не поверят ни в одном кафе, – этого хоть пруд пруди». Не правда ли, выглядит словно реальный человек обращается с речью? Здесь и разговорная лексика, и повторы, и довольно сбивчивое построение фраз – все это в обертке книжного стиля. Иллюзия непринужденного рассказа о себе – практически полная.
При желании и достаточном уровне владения техникой, диалогом можно заместить повествование и описание.
Проиллюстрируем замену повествования. Вместо «Паулина знала, что Мартин подслушивал, и ей это было приятно», Паулина может сказать: «Мартин, негодник! Ты подслушивал!» (Дж. Пристли) и всем станет очевидно, что знала и чувствовала Паулина.
В случае с заменой описания диалог может оказаться длиннее, чем описательный фрагмент. Вместо: «Алиса очень хорошо знала Люси Дюпрэ. Они выросли вместе и учились в одной школе. Отец Люси был судьей, и его плантация находилась рядом с плантацией родителей Алисы», Эптон Синклер в романе «Дельцы» придумал следующий диалог:
«– Вы ее тоже знаете? – спросил он Алису.
– Кого? Люси? Еще бы, мы учились в одной школе.
– Плантация судьи Дюпрэ находилась рядом с нашей. Мы вместе выросли, – добавил Монтегю».
Как авторы учатся писать диалоги? Во-первых, опираясь на самые разные формы нехудожественной речи, диалоги и монологи из реальной жизни. Они впитывают их в себя, после чего воспроизводят в речи персонажей. Тренируясь слушать, перерабатывать и записывать речь, через положенные десять тысяч часов (помните правило из первой главы?), писатель нарабатывает навык, и диалоги становятся не хуже чеховских.
Во-вторых, руководствуясь правилами, сформулированными Сократом и Августом Шлегелем (не путать с Фридрихом Шлегелем, это разные люди). Сократ предупреждал: «если хочешь со мной беседовать, говори кратко» и, хочется добавить, по существу.
А. Шлегель утверждает, что диалог – сиюминутен, слова произносятся под влиянием момента, или, как сказали бы психологи, в рамках заданных условий коммуникативной ситуации. Каждая последующая реплика зависит от предыдущей, принадлежащей другому лицу. Диалог можно сравнить с пинг-понгом или теннисом, в котором собеседники отбивают мяч, посланный партнером. Вопрос – ответ, замечание – согласие, намек – смена темы и т.п.
Правила нехитрые, но начинающему автору применить их сложно. Выход есть. Не получается кратко – пишите многословно, краткословие примéните на этапе правки.
Онтогенез, как известно, повторяет филогенез. Как отдельный писатель
