Книга Межесвет - Юлия Федорченко

и оказались в длинном освещенном коридоре с цепью альковов. В одном из них был узкий проход, ведущий наверх. Нетрудно догадаться, почему Ланн не нашел покои Логана: вход в спальню хозяина был тщательно скрыт. С момента смерти своего друга Келлер страдал паранойей — невидимые убийцы поджидали его на каждом шагу. Но меры предосторожности никогда не бывают излишними, а учитывая, с какой легкостью Ланн и Лиандри проникли в замок, старику было чего бояться.

Ланну приходилось пригибать голову, чтобы двигаться вперед. Свет остался за спиной, а Логан отлично чувствовал себя в темноте коридора, так что ульцескор не стал использовать серьги, решив сохранить в тайне свою принадлежность к Гильдии и знакомство с азами волшебства. Ланн чувствовал себя в безопасности и был готов полностью довериться старику, но здравый смысл и присущая ему подозрительность уберегли ульцескора от поспешных выводов.

Коридор внезапно кончился, и они вошли в скромно обставленную комнату без окон: кровать, письменный стол, платяной шкаф и стеллажи с книгами. Помещение заливало желтоватое сияние, приятное для глаз, хотя его тепло было обманчивым. Старик подошел к столу и прикрутил лампу. Спальню затопили тени.

Портрет семьи хранился в ящике под стопкой бумаг. Старик извлек его на свет и поманил пальцем Ланна. Сложенный вчетверо холст захрустел, когда Логан развернул его дрожащими пальцами, на ковер посыпалась цветная пыль.

Ульцескор заглянул через плечо старика. Он впервые увидел лица отца и матери — и внутренне напрягся, пытаясь пробудить воспоминания. Но ничто не сверкнуло в холодной глубине памяти, он ровным счетом ничего не почувствовал.

— Я не знаю их, — потрясенно прошептал он.

— Все в порядке, — принялся утешать его Логан. — Тебя похитили грудным младенцем. Ты можешь не помнить их.

Тем не менее, сходство было поразительным. Человек, изображенный на портрете, был близнецом Ланна: то же продолговатое лицо и высокие скулы, тонкий разрез рта под узким острым носом, спокойные серые глаза. Рядом с высоким отцом его мать выглядела маленькой и усталой. На руках она держала девочку лет трех-четырех. В душе ульцескора что-то дрогнуло, он вцепился в клочок бумаги и буквально вырвал его у Логана из рук.

— Я ее видел, — потрясая портретом, произнес он. — Я ее где-то видел.

— Конечно, видел. Она же твоя сестра.

— Нет, нет. Позже. Она была старше. Я видел ее в Гильдии. — Ланн прошелся до кровати и обратно, лихорадочно размышляя. — Ей должно быть около тридцати. — Он внезапно остановился и посмотрел на Логана. В глазах ульцескора стоял ужас. — О Богиня, — прошептал Ланн. — Лиандри.

Глава 12

(Шадрен)

Голоса звучали невнятно и глухо, как сквозь толщу воды, он улавливал в них нетерпение и горячность. До него долетали обрывки разговора. Они обсуждали предстоящую трапезу: как его лучше разрезать и поделить и кому достанется самый лакомый кусочек. Он не помнил, сколько дней пробыл среди снегов, на постоянном холоде, иссушавшем тело и душу, и позабыл, что успел пересечь белую пустошь и шагнуть под своды темного города, где нашел долгожданный приют. Сейчас он был здесь, и ему было хорошо: вода закипала на медленном огне, и экзалтора обволакивало тепло. Они съели его сокола, и он тоже ел, и смеялся вместе с ними, гостеприимными хозяевами, обгладывая мясистое бедро. Фрей выискивал для него мелких птиц в вышине, потому что руки Шадрена ослабли, и он не мог вскинуть ружье, а теперь сокол покормил его в последний раз.

Бремя вины и раскаяния легло на его плечи не сразу. Он был голоден, действительно голоден, а экстренные ситуации требуют радикальных решений. Экзалтора удивляло лишь одно: что эти люди, алчущие чужой плоти, до сих пор не сожрали друг друга. По их словам, они забрели в пустыню еще детьми, влекомые любопытством, и не смогли найти обратного пути. В окончание истории он охотно верил — здесь не было ни единого ориентира, — но что заставило их забраться так далеко от дома? Соль защипала ему глаза, когда он поднял отяжелевшие веки и взглянул на две согбенные фигуры, колдовавшие над котлом. Старость уравняла их, сделала одинаковыми: брат и сестра, Гензель и Гретель, Сильвестр и Сильвия. Может, они боялись одиночества? Или любили своих двойников, свои зеркальные отражения так сильно, что сердце вздрагивало при мысли о расставании, а для удара не поднялась рука? Любовь сплела их в единое целое: такого не бывает между людьми, живущими среди благ цивилизации.

Сперва они втащили Шадрена в хижину и долго жаловались, какой он измученный и худой. Потом без лишних церемоний стянули с экзалтора брюки, отложив в сторону кожаный пояс, перевернули на спину, ощупали его бедра и ягодицы и решили, что он все-таки пригоден в пищу. Он еще тогда понял, что близнецы разного пола, потому что женщине нравилось гладить его смуглую кожу и совать пальцы куда не следует, а мужчина взирал на это с неодобрением. Старуха напоминала усохший скелет, грязная латаная одежда висела на ней как на вешалке, лоб казался до безобразия высоким, а оставшиеся волосы образовали вокруг головы белый пуховый венец. Он хотел спросить хозяев, чем они питались все это время, кроме случайных путников, но слишком устал, чтобы говорить. Фрей влетел в хижину без стука, нарушив неписаный закон, и был жестоко наказан. Пока женщина ворковала над Шадреном, предвкушая отличный ужин, старик захлопнул дверь и гонял птицу по комнате до полного изнеможения обоих, а затем додумался набросить на нее сеть. Фрей кричал и отчаянно бил крыльями, но смерть наступила быстро. Как и его прежний хозяин, он погиб от ножа.

Шадрен проснулся от боли. Старуха водила по губам экзалтора чашкой с зазубренным краем, и по его подбородку, застревая в жесткой щетине, струились капельки крови. Он не брился уже очень долго, не было желания и сил. Женщина стирала кровь пальцем, совала в рот и повторяла процедуру.

— Сладко, — шамкала она.

Над чашкой вился дымок, а от одуряющего запаха на глаза навернулись слезы. Еда. Настоящая горячая еда. В последнее время Шадрен питался одним сырым мясом, иногда оно не успевало остыть, прежде чем попадет в желудок, но вот уже много дней он не ел ничего и держал во рту кусочки льда, чтобы утолить жажду. Он отдал бы все за кусок свежего хлеба или ложку гречневой каши, а тут — мясной отвар. О боги, как он был им тогда благодарен, а хозяева, видно, рассчитывали, что от чашки супа экзалтор станет толще раза в полтора. Надо отдать им должное: брат и сестра