Задонский закончил свою исповедь, долго и пристально смотрел на Вениамина, слегка покачиваясь в кресле, обдумывая услышанное. Шокирован? Скорее, нет. Удивлен? Нет, тоже не то. Трудно подобрать слово. Ранее было ощущение некой недосказанности со стороны его друга. И все вдруг разом разрешилось и встало на свои места.
– Вот что я тебе скажу, Веня. Я не из тех людей, которые оценивают своих настоящих друзей ситуационно. А точнее, друга, ибо из таковых ты у меня один. Я неустанно это тебе повторяю, но так оно и есть. Спасибо за такое откровение и полное доверие – это очень важно и ценно для меня. Это дорогого стоит. Несомненно, услышанное здесь останется только между нами и, полагаю, что ты такого же мнения и иного быть не может. Просто теперь я буду знать о тебе значительно больше; помимо основной жизни у всех на виду, ты имеешь уникальную возможность существования еще и в условиях сплошного затемнения, быть скрытым и невидимым в глазах окружающих, – с усмешкой молвил Эдвин. – Пожалуй, можно даже точнее дать этому определение: жизнь моего друга на теневой ее стороне. Так, по-моему, лучше звучит и воспринимается на слух. Что скажешь? Но главное состоит в том, что теперь все точки над i расставлены, и как-то стало легче нам обоим. Не находишь?
– Угадал, Эдвин, именно так! И у меня гора с плеч, ибо теперь ты полностью осведомлен о делах моих. А то засел этот камень в груди и хоть ты тресни. Тяжко было. И еще раз спасибо за дружбу твою. Ты не представляешь даже, что это для меня такое и как я ее ценю. Кстати, предлагаю тебе, если есть или появится потом серьезное обдуманное желание, принять участие в моем предприятии. Точно пока сказать не могу, но контролировать решение какого-нибудь вопроса поручить тебе смогу.
После услышанного Эдвин с задумчивым видом встал с кресла и подошел поближе к Задонскому.
– Касаемо твоего предложения немного поучаствовать, то я вот что скажу. Последние два-три года я потихоньку, через своих друзей-знакомых, собираю камешки – так, на случай неспокойных и тревожных дней. Не для реализации. Денег, поверь, у меня хватает. Эти крошки – стеклышки легко спрятать. Вдруг нагрянут те самые ребята, а ты попробуй их обнаружь и изыми своими бумажками да обысками. Дудки с маслом! Последнее время ситуация с доставкой немного усложнилась и настоящей причины я не знаю. Если будет возможность для меня раздобыть в приемлемых дозах, то имей в виду. Хорошо? Уж не знаю, как это ты расценивать будешь: участие или что-то иное.
– Боже милосердный, Эдвин, конечно, я возьму твою просьбу себе на вооружение. Я обязательно что-нибудь для тебя придумаю, чего бы мне это ни стоило. И хотя данная сфера не моего прямого влияния, но ты же знаешь, что мир иногда является к тебе ни без добрых людей. Связи у меня обширные, чиновники на взятки горазды – уж поверь мне. Дело только в цене.
Задонский, помедлив немного после сказанного, стремительно встал с кресла, подошел к камину и начал задумчиво перебирать фигурки на полке. Эдвин наблюдал за его действиями молча. Вдруг Веня повернулся к нему, и шутливым тоном, улыбаясь, пустился в размышления, чем удивил и даже рассмешил хозяина дома.
– Кстати, Эдвин, ты никогда не задумывался над тем, почему бриллианты и алмазы называют камешками? Но почему не камни? Сразу представляешь себе их значимость, невероятную силу и могущество! Даже судьбоносность. Сколькими тайнами и проявлениями людских страстей окутаны связанные с ними истории рода человеческого. Они могут все: сделать любого богатым, счастливым и знаменитым или отправить его к праотцам… Камешки – это слишком мелко в прямом и в переносном смысле. Камни, Эдвин! Только камни!
– Я порой не устаю удивляться и даже поражаться тобой, господин Задонский! Нашел, чем голову себе забивать, – громко смеясь, ответил ему Роос. – Философская нотка у тебя вдруг обозначилась в душе или это обычная сентиментальность? Разве это так уж и важно? Важнее их неземная красота, ну, и цена вопроса, конечно. И еще: они же маленькие, совсем крошки. Ну, какие они камни?
– Понятно. Ответ твой краток и носит исчерпывающий характер. Как всегда, впрочем. Хотя я, пожалуй, не их размеры имел в виду, а силу их воздействия на все и вся.
– Чудесно то, что не перестал ты понимать меня с полуслова. Теперь, с твоего соизволения, заведу разговор о презенте от меня. Веня, хочу тебе подарить одну вещь. На память, старина, на долгую-долгую память. Это картина. Да, не удивляйся. Написал ее лично для меня один очень известный и талантливый эстонский художник. Кстати, почел этот заказ за честь. Сейчас я тебе ее покажу. Эдвин поднялся с кресла, вышел из зала и через несколько минут вновь появился у камина. В руках была картина, написанная маслом на холсте, в красивой, сделанной под старину инкрустированной деревянной рамке. Размерами примерно пятьдесят на тридцать сантиметров. Изображение бордово-красного заката солнца на фоне спокойного залива. Именно данный вид и открывается из окон хозяйского особняка. Написано мастером – это видно невооруженным взглядом. Ценитель прекрасного сразу может заметить все нюансы игры красок на холсте.
– Ну, как? Честно скажи – нравится?
– Изумительная работа! Красота!
– Вениамин, это не все. После создания этого чуда над ним поработали еще одни мастера, но другого цеха, так скажем. Смотри теперь на это, – Эдвин левой рукой слегка надавил на левый верхний угол рамки, правой слегка сдвинул в сторону одну деталь инкрустации, раздался едва уловимый звук щелчка, и из нижнего угла выскользнула тоненькая деталь в виде цилиндра диаметром около сантиметра. Подтянув и убрав это приспособление, он показал на тайник в виде прямого цилиндрического хода вдоль основания рамки.
– Сделано профессионалами, обнаружить практически невозможно. Дарю, Веня, красоту пейзажа. Ну, а этот секрет на всякий случай – вдруг, да пригодится.
– Вот это да! Действительно, работа тонкая и с умом сделана.
– Дарю со словами, а подписывать не буду.
Это была их последняя встреча. А потом в один из сырых дождливых осенних дней прошлого года ему позвонила жена Задонского и все рассказала. Услышанное им в телефонном разговоре с Верой больно резануло по сердцу. Его лучшего друга Вениамина больше нет. Жена поведала о последних днях, о том, что произошло у них дома, а она в это время была на даче, оставив его одного, хотя чувствовала – что-то не так. Вторая жизнь ее супруга оказалась для нее настоящим потрясением. Она с трудом пережила всю эту историю. Потом
