Книга Мальчик, который рисовал тени - Ориана Рамунно
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ваттовое море. Прилив. Отец.
Гуго вновь привалился к стволу, глядя на темное, едва различимое среди ветвей небо. Опустив глаза, он увидел на снегу красную повязку со свастикой, сползшую с рукава.
– Вам нечего стыдиться, – спокойно сказала Адель. – Не понимаю, почему мужчины так боятся болеть. Если Бог посылает нам недуги, стыдиться не надо. Напротив, я всегда восхищалась людьми, встречающими превратности судьбы с гордо поднятой головой. Я видела больше жизненной силы в глазах ребятишек, убитых в Ирзее, нежели в детях, веселящихся сегодня в Солахютте.
Гуго вздохнул.
– Не болел я полиомиелитом, – буркнул он.
– А чем?
– У меня дегенеративная болезнь. Рассеянный склероз. Периодически становится лучше, и тогда я полностью в норме, но во время обострений наступает ад.
– И сейчас как раз рецидив? – осторожно уточнила Адель.
– Заметно, да? – Он горько рассмеялся, чувствуя себя тряпкой. – По мнению Клауберга, мне следует предпочесть достойную смерть недостойной жизни.
– Глупости! – фыркнула Адель, гладя его по руке. – Да уж, доктор Браун выбрал неудачный момент для смерти.
– Сам твержу себе это который день. – Гуго расхохотался, на сей раз вполне искренне. – Нашел время, черт бы его побрал!
Адель села рядом, и они вместе рассмеялись. Потом Гуго обнаружил, что его брюки насквозь промокли от снега, а Адель – что перепачкала юбку, и их вновь разобрал хохот.
Они сидели совсем близко. Гуго ощутил тепло ее тела, слабый запах волос и духов. Она не пользовалась помадой и тушью, но была прекрасна: щеки порозовели от мороза, веселые глаза блестят. Гуго наклонился, чтобы ее поцеловать.
И тут снизу послышался какой-то шум. Смущенная Адель отстранилась, Гуго принялся приводить в порядок одежду.
– Посмотрите туда, – тихонько сказала Адель.
Гуго увидел фрау Браун: та была не одна, с кем-то разговаривала. Он осторожно раздвинул ветви и узнал долговязую фигуру Осмунда Беккера. Слов слышно не было, но их и не требовалось. Хватало и того, что было видно. Брунгильда плакала, а Осмунд нежно поглаживал ее по щеке. Затем притянул к себе и поцеловал.
– Поверить не могу, – прошептала Адель ему на ухо. – Как же я раньше не догадалась…
– А можно было?
– Осмунд зачастую не ужинал в блоке.
– Думаете, отправлялся в особняк Браунов?
– Ну да, – кивнула она, и ее короткие пышные волосы взметнулись, словно пламя костра. – Неделю назад мы с Бетси вошли в кабинет Брауна. Эти двое были там. Одни. Мне показалось, что им неловко. Но из этого же не следует, что Осмунд убийца?
– Нет.
Выдохнув облачко пара, Гуго проследил, как оно поднимается к небу, откуда начали падать первые снежинки. Двое влюбленных внизу застыли в объятиях, полные желания и страданий.
– Не следует. Но это мотив, причем для обоих. А при расследовании преступления имеют значение две вещи: неоспоримые улики и веский мотив.
25
Аушвиц, 26 декабря 1943 года
В прозекторской сегодня кипела работа, подумал Гуго. Расчлененные тела уже увезли в крематорий, на кафеле столов лишь розовели лужицы от воды, исчезнувшей в стоке. На хромированных тележках в банках с формалином плавали отобранные органы.
– Гетерохромия, – провозгласил Йозеф Менгеле, кладя руку ему на плечо и показывая на самую маленькую банку.
Из нее на Гуго смотрели глазные яблоки, освещенные яркой хирургической лампой.
– Сегодня мы проанализировали четыре пары мальчиков, – продолжил доктор. – Все с разноцветными радужками.
Гуго стиснул челюсти, перехватив взгляд Гутмана, мывшего инструменты. Подумал о прекрасных глазах Йоиля.
– Я ищу одну медсестру, – сказал он Менгеле. – После смерти Брауна она вроде бы работает у вас.
Менгеле быстро подошел к столу, взял стопку бумаг, нашел какую-то папку, что-то записал и склонился над предметными стеклами.
– Мне прислал их доктор Эпштейн из Биркенау, – проговорил он, игнорируя слова Гуго. – Образцы тканей цыганят, больных номой – это сухая гангрена лица. Они почти все ею больны. Знаете, что это означает? Что расовое вырождение цыган находится на пике. Следствие врожденного сифилиса…
– Герр доктор, – напомнил о себе Гуго.
– Да?
– Я ищу медсестру.
– Кого именно?
– Бетанию Ассулин. Где я могу ее найти?
– В лагерном лазарете, двадцатый блок. Она почувствовала себя нехорошо.
– Я могу с ней встретиться?
– Думаю, да. Она не заразна. – Менгеле сложил стекла в коробку с берлинским адресом. – Наверное, ее надо было положить в КБ, это лагерный госпиталь, но кое-кто настоял, чтобы она осталась здесь.
– Кто же?
– Оберштурмфюрер Тристан Фогт.
Судя по всему, на лице Гуго отразилось такое изумление, что Менгеле даже головой покачал:
– Честно говоря, я и сам не понимаю, зачем ему это понадобилось. – Доктор развел руками, с глухим шлепком опустил их, затем сунул в карманы халата. – Наверное, еврейка чем-то особенно отличилась на работе. Обычно посредником между нами и еврейским персоналом выступает Виртс, но на сей раз Фогт.
Гуго долго вглядывался в набалдашник трости. Фогт не переставал удивлять. Его кидает от безумной свирепости до поступков, которые могут стоить ему репутации: поиск родителей Йоиля, ходатайство за Бетанию.
– Что же, теперь мне пора заняться вот этим… – Менгеле постучал пальцем по коробке, которую требовалось отправить в Берлин, и вышел.
В прозекторской остались врачи-евреи, заканчивавшие работу, и санитары-поляки. Последние до блеска натирали операционный стол. К запаху формалина добавился запах хлорки.
– Герр Фишер!
К нему подошел Гутман и воровато огляделся. Гуго ограничился коротким кивком.
– Герр Фишер, мне нужно с вами поговорить.
Они вышли во двор. Валил густой снег, заключенные ровняли дорогу катком. Гуго закурил. Сигареты ему раздобыл Либехеншель. Узнав, что сыщик остался без курева, он передал с посыльным пачку и стальной портсигар с инициалами, конфискованный, видимо, у какого-то еврея. Гуго забросил портсигар в ящик стола и больше к нему не прикасался.
– Курите? – спросил он у патологоанатома.
Тот помотал головой, затем передумал, взял сигарету и сунул в рот. Гуго достал зажигалку, дал ему прикурить. Сигарета занялась с легким треском.
– Герр Фишер. – Глаза у Гутмана были красными. – Менгеле собирается убить Йоиля.
Гуго поперхнулся дымом, глядя на собеседника, и не смог выдавить ни слова.
– Его брат в агонии. – Голос Гутмана глох в густом, как вата, снегу. – Менгеле не хочет дожидаться естественной смерти. Хочет, чтобы близнецы умерли по одной и той же причине в одно и то же время. Одинаковые условия для идеальной аутопсии, помните?
– Что он намерен сделать?
– Вколоть обоим фенол.
– Когда?
– Не знаю. Сегодня, завтра… Он не сказал. Скоро.
Гуго так глубоко затянулся, что легкие едва не перехватило спазмом. Зачем Гутман все это ему рассказывает? Зачем мучает сейчас, когда Гуго требуется предельная концентрация? Его карьера
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Мальчик, который рисовал тени - Ориана Рамунно», после закрытия браузера.