страху, оставалась неподвижной, пока его большой палец проводил по моим скулам и линии челюсти, а затем скользнул по моим плотно сжатым губам.
6.4
— Господин Демирия говорит, что никогда не встречал таких глаз, — переводил валледец слова кочевника, пока я терпеливо ждала, что меня отпустят.
Палец на моих губах нервировал, я хотела помотать головой и избавиться от хватки мужчины, который, очевидно, испытывал ко мне интерес определенного рода.
Его палец зацепился за мою нижнюю губу, оттянув ее, после чего кочевник сделал глубокий вдох, не скрывая своего возбуждения.
Он что-то произнес.
— Господин Демирия желает, чтобы вы присели, — валледец показал на кресло в углу комнаты, куда я подошла на негнущихся ногах.
Присев, я впервые осмотрела комнату: здесь было три больших окна, все с видом на внутренний двор, где проходили утренние сборы. Всё пространство было как на ладони.
— Господин Демирия желает знать, сколько вам лет, — перевел очередной вопрос валледец, пока я неудобно ерзала в своем кресле под неусыпным взглядом мужчины в золотом.
— Семнадцать.
— Когда вам исполняется восемнадцать?
Я поморщилась от этого вопроса. До восемнадцати почти во всех государствах я считалась ребенком, и, наверное, хорошо, что в Аракии настолько строгая вера, что люди редко нарушают ее. По крайней мере, я знала, что господин Демирия не тронет меня до того, как мне исполнится восемнадцать.
— Через девять месяцев.
Хотелось вообще сказать, что ровно через год, но вряд ли мне поверят, нужно было дать ответ, который не вызовет подозрений.
Валледец перевел мой ответ, и двое мужчин начали неспешно обсуждать что-то, пока я осматривала комнату. Время от времени господин Демирия бросал на меня взгляды, полные желания и сожаления, и я старалась не реагировать, не показывать омерзения, которое чувствовала даже от мысли, что он прикоснется ко мне.
Мой взгляд натолкнулся на предмет, который не вписывался в окружающую обстановку.
На столе, среди прочих вещей, лежал массивный металлический куб с четырьмя рычагами и металлической решеткой сбоку, обращенной к окну.
Каждый рычаг был помечен диапазоном частот, начиная с двух гигагерц и вплоть до значений выше пяти. А еще выше располагалось большое металлическое колесо, напоминавшее колесико компьютерной мыши, но покрытое множеством отметок на языке республики.
Я не сводила взгляда с этого металлического куба, пока ко мне приходило осознание.
Это было устройство управления нашими ошейниками. Отметки частот совпадали с чертежами, которые я видела в лаборатории.
— Лия! - я только сейчас поняла, что валледец в это время обращался ко мне. Решила изображать напуганную девицу и заметно вздрогнула. Этот акт разжалобил кочевника, который со смешком сказал что-то валледцу.
— Господин Демирия сожалеет, что вы так молоды. Его срок службы истекает через несколько месяцев. Но он желал бы иногда… общаться с вами в неформальной обстановке.
Что они понимали под этим? Что входит в это “общение”? Я продолжала играть роль испуганной наивной девушки, поэтому смотрела на них круглыми глазами, стараясь стать как можно незаметнее в своем кресле.
— Никто вас не тронет. Господин Демирия скучает по женскому обществу, а женщины, проживающие на территории тюрьмы, являются неприкасаемыми. Господин Демирия считает, что вы выглядите старше своего возраста, но он не предаст своих богов, поэтому вам нечего бояться. Но вам настоятельно рекомендуется согласиться на общение, - валледец смотрел на меня раздраженно, ему явно не нравилось, что он вынужден разговаривать со мной с уважением.
— А если я откажусь? - осторожно спросила я.
В ответ на это кочевник заметно осерчал, его грузное тело напряглось, а взгляд стал откровенно злобным, хотя в нем по-прежнему отражалась похоть. Несмотря на вежливый тон, я видела перед собой человека вспыльчивого и нетерпимого к неподчинению.
— Господин Демирия не может причинить вам вред, но это не касается вашего брата и вашей команды.
***
Когда я вернулась, Феликс тут же бросился ко мне, но я покачала головой и сказала, что мы обсудим это вечером.
Я очень волновалась, что кто-нибудь узнает, что мне на самом деле далеко не семнадцать. Мысль о том, что грузный кочевник прикоснется ко мне, вызывала омерзение и дрожь, осознание того, что я была тут единственной женщиной, не защищенной статусами разных каст республики Аракии, ужасало.
Вечером Феликс и я сидели в нашей "комнате", где я рассказала ему вкратце то, что произошло.
— Ты никуда не пойдешь! - категорично заявил он, я же покачала головой.
— Он сказал, что сделает нашу жизнь невыносимой, — шепотом ответила я. - Они считают, что мне семнадцать, он не тронет меня. Но я хотела поговорить не об этом. Ты вообще слышал, что я сказала? Мы можем сбежать, если уничтожим панель управления ошейникам или хотя бы временно закроем к ней доступ.
Но Феликс не слышал меня, он настолько злился и нервничал, что казалось не воспринимал и не слышал мои слова.
— Мы что-нибудь придумаем, я найду слова, чтобы убедить их. Даже если мы будем жить в "средних казармах", это не страшно, — он не отрывал от меня своего взгляда, ноздри его аристократического носа широко и гневно раздувались, челюсть была напряжена. - Не беспокойся, не волнуйся.
— Я не беспокоюсь! Я думаю о деле, о том, что нужно делать, — ответила громче, чем требовалось, пытаясь достучаться до Феликса. Сейчас он мне напоминал себя же, когда называл меня "чревом" и словно не видел и не слышал ничего вокруг. — Пожалуйста, давай поужинаем. Ты придёшь в себя, и мы обсудим это вновь.
Но после ужина нас ожидала очередная неприятность: у Бровастого начался приступ, он упал на пол, и мы вызвали медика. Последний сказал, что они уведут Бровастого и освободят его, но это так напугало мужчину, что он смог прийти в себя и даже убедил медика, что всё не так уж плохо. Наросты на его руках были огромными, он давно не мог работать и обычно сидел в стороне, пока мы выполняли его долю.
Ночью, лежа в кровати, я размышляла о том, как обезвредить панель управления. Ну почему я не родилась попаданкой с хорошим знанием физики и технологий, ну или хотя бы сохранила школьную память? В мою голову не приходило
