— Но зато всей эскадрой — мы сейчас в таком положении, что каждый вымпел на счету. Даже броненосцы береговой обороны пользу принести смогут…
Прошли всего сутки — от жертвенности до морального излома. Таковы реалии русско-японской войны, апофеозом которой стала «Цусима»…
Глава 28
— Государь, прикажи, и я умру за тебя!
Алексей Николаевич утер глаза — слезы выступили, растрогался. Еще бы — только что получил первый чин в табели о рангах. Любой генерал мечтает с юнкерских лет стать фельдмаршалом, вот только никому не приходится видеть на своих погонах перекрещенные жезлы. До нынешнего дня в Российской империи было всего два носителя столь высокого чина — великий князь Сергей Михайлович, генерал-фельдцейхмейстер, и престарелый граф Милютин, военный министр, что провел реформы в армии во времена царя Александра, деда нынешнего монарха. А вот третий, Ромейко-Гурко, недавно умер, но свято место пусто не бывает, и он нынешний военный министр по повелению самодержца стал генерал-фельдмаршалом.
— Что ты, что ты, Алексей Николаевич, я лишь только заслуги твои, перед державой, мне богом врученной, по достоинству отметил. По делам твоим великим, и награда такая же!
Насчет последнего Куропаткин сомневался — он ведь прекрасно знал, что настоящие дела его в «прошлый раз» и привели армию к целому ряду позорных поражений. И стоило ему отойти от «полководческого ремесла», занявшись плодотворной управленческой деятельностью при наместнике, как положительные результаты, словно сами по себе появились вместе с победами. И поневоле Алексей Николаевич пришел к выводу, что к командованию армиями просто не способен, нет воли — как и говорил ему о том много лет тому назад Скобелев. Зато есть работоспособность, позволяющая с утра до ночи заботиться о нуждах армии, и еще составлять прекрасные планы кампании на каждое время года.
— Недостоин я столь высокого чина, ваше императорское величество, — Куропаткин утер поданным монархом платочком глаза, — ибо адмирал Алексеев более меня достоин…
— Наместника нашего на Дальнем Востоке, главнокомандующего морскими и сухопутными силами, пожаловали мы чином генерал-адмирала и княжеским достоинством со «светлейшим» титулом! А вас, фельдмаршал, жалую титулом графского достоинства, за кровь вами пролитую на полях сражений, и верность, лишь немногим доступную!
Пришлось снова склонить голову, приложиться к руке самодержца, и косноязычно выразить признательность. И в эту минуту Алексей Николаевич, чувствуя на своей голове руку царя, понял, почему Николай Александрович никогда не обвинял его ни в чем, и всегда старался защитить от нападок за позор Мукдена. Да и потом назначил командующим Северным фронтом, только не оправдал он надежды, бездарно профукал «второй шанс», хотя войск под командованием было не меньше чем в Маньчжурии. Царь ему доверяет, а таких людей в окружении монарха почти нет — он одинок среди подданных, и ко всем относится с недоверием. Кроме него — вот, даже за локоть подхватил, сам придвинул кресло и усадил. Пододвинул раскрытую коробку папирос, и сам зажег спичку, пока фельдмаршал закурил.
Такие знаки много стоят — без слов все сказано!
— Вы очень нужны мне в столице, Алексей Николаевич — военный министр должен быть в Петербурге. Но вам надлежит уехать обратно — и закончить начатую не нами войну победой.
— Государь, мы обязательно победим, в этом нет сомнений. Но будет намного лучше избежать опосредованной войны с Англией, которая уже началась — в ней успеха не будет, ибо не может медведь драться с акулой!
— Что вы имеете в виду, Алексей Николаевич?
— Британская империя напрямую передала японцам два броненосца из состава Королевского Флота, еще два броненосца были построены для Чили, но сейчас оказались под флагом «Страны Восходящего Солнца». А ведь еще были переданы три больших бронепалубных крейсера, один из которых удалось уже потопить. Но то новая лернейская гидра, государь — даже я. далекий от морских дел, начинаю понимать, что у нас просто не хватит сил, чтобы одолеть японцев на море, если каждый раз им будут восполнять потери таким вот образом. Сейчас нашелся Эквадор, ставший посредником, потом будет Сиам или какой-нибудь Гондурас с Перу, или другой экзотической страной. И так англичане смогут воевать долго, в Японии макак сорок два миллиона, и что хуже всего — обучено военному делу до миллиона. А будет больше — война надолго затянется, пока мы их всех перебьем. Но все равно — если море будет за ними, на острова мы не высадимся.
— Мне о том то же намеки были, но издали, от одних наших «рыжеволосых друзей», — на лицо самодержца легла тень, царь помрачнел. — Не я начал эту войну, просто аппетит у макак прямо зверский, будто оголодали. И что ты мне в таком случае посоветуешь, Алексей Николаевич?
— Надо строить новый флот, государь, из других броненосцев, более могущественных. Но на то потребно долгое время…
— Я знаю, наместник мне отправил чертежи сих кораблей — повелел немедленно приступить к их строительству. Но время долгое нужно, тут вы правы, фельдмаршал. А война ждать не будет. Графу Ламсдорфу предложили посреднические услуги от лица президента северо-американских штатов, что решил заняться «миротворчеством».
— Ваше императорское величество — бывшие колонисты не любят свою метрополию, это нам на благо. Но они тоже вложили немалые средства в Японию, и в случае поражения макак потеряют прибыли, а потому настроены сейчас к нам крайне враждебно, и не скрывают своего истинного отношения. Думаю, это обман, желание увидеть как вы, государь, отнесетесь к их предложению. А сейчас нельзя показывать заинтересованность в посреднике, они сочтут это за нашу слабость. Думаю, потому всеми способами стараются вызвать у нас неустроенность и побуждают ваших подданных к революции. А ведь оная неизбежно приведет к смуте, стоит нашей армии или флоту потерпеть поражение. Слишком многим иных держав властителям, тайным и явным, не по нраву ваше правление. И у недоброжелателей Империи Российской есть сторонники среди ваших подданных, что сеют в умах нестроение. И побуждают к неповиновению, прельщая звоном злата нестойких духом. А таковых хватает, государь — то и есть враг внутренний, куда опасней внешнего! И таковые отнюдь не только революционеры…
— Вы полностью правы, Алексей Николаевич,
