маску снял: выдохнул и опустился на лавку, бросив рядом с собой немецкую фуражку. Сейчас на лавке сидел обычный улыбающийся Миша Сосновский. Немного усталый, но, как всегда, благодушно улыбающийся и готовый балагурить.
– Есть новости? – спросил Шелестов.
– Есть! – кивнул Михаил и заулыбался. – Не знаю уж, что там за игру затеял Борис, но Штанге его передал итальянцам. Говорю сразу: его не отпустили на свободу, в свое кафе он не вернулся. Держат его в том же доме, где и ту дамочку, про которую я рассказывал, которая погружалась с аквалангом, когда мы с Машей приплывали мимо итальянцев.
– Любопытно! – согласился Максим. – Штанге его отдал. Сам арестовал и сам же отдал? Это может означать только то, что не Борис затеял игру, а сам майор абвера Штанге ее придумал и успешно продвигает. Ведь у него контакта с итальянцами не получилось. Не стали они делиться секретами.
– Для того чтобы сыграть, Борис должен был выдать какую-то полезную информацию Штанге или итальянцам, – возразил Буторин. – Правдоподобную, иначе они не заинтересовались бы. И абвер, и боевые пловцы близко подошли к теме «Лаборатории-28». Сколько он продержится на лжи, даже на очень красивой и правдоподобной? День, два? Нет, его нужно срочно вытаскивать.
– Нужно как-то намекнуть Борису, когда и как мы будем его отбивать, – предложил Сосновский. – Он должен быть в курсе. Проводить полномасштабную войсковую операцию мы не можем. Все должно произойти за несколько минут или даже секунд. Каждая лишняя минута увеличивает риск того, что фашисты подтянут силы и блокируют нас. Итальянцев здесь мало, но мы не должны обольщаться. Штанге будет наблюдать за союзниками и днем и ночью. Он никому не верит. И он не упустит никого.
– Предлагаю так, – заявил Боцман и, смущенно глядя на остальных, почесал затылок. – Надо выбрать место недалеко от берега, сказать, что здесь что-то важное на дне. Намекнуть запиской вашему товарищу о наших планах. Пусть ведет итальянцев на место, а мы их там и перебьем. И уйдем морем. А еще лучше разделиться.
– Это, конечно, все красиво, – согласился Шелестов. – Но у нас есть одна сложность. И немцы, и итальянцы ждут нападения, даже планируют его. Они прекрасно понимают, что советская разведка не останется в стороне, если и правда из лаборатории может утечь государственная тайна. Вполне вероятно, что, не веря до конца в причастность Когана к нашей разведке, они все же будут использовать его как приманку. И мы можем в это ловушку попасться. Одна надежда у нас сейчас на тебя, Михаил.
Сосновский сразу подобрался, стал серьезным. Опытный разведчик, он хорошо чувствовал такие вещи. Противодействие разведок – дело обычное. Он кашлянул в кулак.
– Я понял, Максим Андреевич. Моя задача – выйти на контакт с Коганом, уточнить ситуацию с его арестом, как он ее чувствует и понимает. Оговорить с ним варианты и сроки освобождения.
– Сроки? – не понял Боцман.
– Именно, – терпеливо отозвался Сосновский. – Коган лучше всех нас знает и чувствует ситуацию вокруг себя и вокруг нашей цели. Он вполне может сказать, что освобождение преждевременно. Он может считать, что в состоянии выполнить задачу, находясь в руках врага.
Михаил Сосновский шел, отмахивая правой рукой, как на плацу. Он старался изображать человека предельно взбешенного. Сейчас ему лучше под горячую руку не подворачиваться. Из своего опыта он знал, что люди, которые привыкли видеть тебя в благодушном настроении, всегда на какое-то время теряются, видя в человеке такие разительные перемены. И не сразу решаются контактировать. Каждый хочет понять, что же произошло. Тем более что следом за гауптманом шли пятеро: сурового вида лейтенант и четверо солдат с автоматами.
Михаил прекрасно знал, что Когана содержат в том же доме, где живет та самая загадочная молодая женщина, которая ныряла вместе с итальянцами у затопленного баркаса и которую Сосновский видел в кафе вместе с капитаном Парето. И охраны в этом доме большой нет. Сейчас там только лейтенант Аккарди. Вот этим Сосновский и решил воспользоваться. Пока подчиненные итальянского командира видят, что Парето и гауптман в хороших отношениях, может все получиться. А если не получится, тогда рухнет не только этот план, но и вся роль «гауптмана Клауса Хагеля».
Сосновский еще раз обернулся на идущих за ним партизан в немецкой форме. Степан со своими партизанами вели себя правильно. Ни на кого не отвлекались, но ситуацию вокруг наблюдали внимательно. Честь никому не отдавали, пусть все видят, что группа на боевой операции.
Сосновский взбежал по ступеням и несколько раз постучал в дверь. Его сопровождающие встали так, чтобы их не сразу заметил тот, кто откроет. На улице тревожно свистел ветер, гоняя пыль, обрывки бумаг и сорванные с деревьев еще зеленые листья. Совсем не было прохожих, только несколько военных машин с ревом пронеслись и скрылись за поворотом.
Дверь приоткрылась, в проеме показалось лицо итальянского моряка. Тот удивленно посмотрел на немецкого офицера. По его глазам Сосновский понял, что моряк узнал гауптмана, с которым так приветливо разговаривал капитан Парето. Вот только знает ли этот человек немецкий язык? Сейчас выясним.
– Лейтенант Аккарди? – потребовал Сосновский, старательно произнося слова, чтобы они точно легли на слух итальянца. – Гаспар Аккарди?
Итальянец замешкался, но Михаилу этого было достаточно. Он махнул рукой своим «солдатам» и толкнул дверь, оттесняя итальянца в глубь помещения. Тот окончательно растерялся, когда вслед за знакомым гауптманом в прихожую ввалились еще пятеро вооруженных немцев.
– Аккарди! – громко крикнул Сосновский. – Гаспар Аккарди!
Михаил шел по коридору, заглядывая во все двери. В первой комнате никого не было, из второй выскочил один итальянец в военной форме, но его оттеснили назад, и в проеме замер с автоматом на изготовку коренастый «немец». Он очень многозначительно положил палец на спусковой крючок.
Еще два итальянских моряка вышли навстречу из последней двери в конце коридора. Одним из них оказался лейтенант Аккарди. Оба потянули было пистолеты из кобур, но, увидев направленные на них автоматы немецких солдат и того самого «гауптмана» во главе процессии, не решились размахивать оружием и послушно вернулись в комнату. Там же Сосновский увидел и молодую женщину, которую в этой квартире прятал Парето.
– Господин гауптман хочет поговорить с вами, – копируя немецкий акцент, заговорил по-русски Игорь Иванович. – Кто еще есть в доме? Прошу всех перейти в соседнюю комнату.
Автоматчики красноречиво повели стволами «шмайсеров», и итальянцам пришлось подчиниться, хотя по их лицам Михаил видел, что они раздражены и не знают, как поступить. Но устраивать перестрелку с СД никто не собирался.
Сосновский сразу же, как только они вошли в комнату, увидел еще одну дверь. Она была заперта
