на кучку атаманских доспехов, могильным холмиком лежащую у воткнутого в землю меча. — Подчистую сожрали, даже костей не оставили. Интересно, откуда они здесь взялись? И, главное: почему снова нас не тронули?
Что я ему мог ответить? Сам ничего не понимаю.
В кроне ближайшей сосны что-то угрожающе затрещало, следом донёсся приглушённый жалобный вопль.
— Тави, свет! — Приказал эльф, схватившись за лук.
Лошадка тряхнула гривой, и пара ярких лучей выхватила из темноты фигуру перепуганного разбойника, всеми конечностями вцепившегося в тонкую ветку.
— Люди добрые, господа хорошие, благодетели, не покиньте, не бросайте на погибель лютую, — плаксиво запричитал тот. — Не оставьте деток малых сиротками… Снимите меня!
— Брешет он! Нет у него деток! — Донеслось с другой сосны. — Лучше меня снимите! Я хороший! Я больше не бу-у-ду-у!
— И меня!.. И меня! — Зазвучали со всех сторон молящие голоса. — Мы тоже больше не будем!..
Кровожадные крылатые хищники проявили неслыханную гуманность, развесив невредимых разбойников по верхушкам придорожных сосен.
— Успеется. Повисите немножко, свежим воздухом подышите, подумайте о своём поведении. Займёмся вами позже, — пообещал я, подбирая с земли чей-то нож. — Сперва с купцами разберёмся.
И мы с Мидавэлем принялись освобождать бедных торговцев от верёвок и кляпов.
Те, хоть и были изрядно помяты, пребывали в прекрасном расположении духа. Не каждый же день наблюдаешь, как твой обидчик получает по заслугам!
— Благодарствую, милостивые господа, — сняв шапку, поклонился нам высокий усатый купец. — Спасли вы сегодня и жизни, и товары наши. Звать меня Светислав Тихомирыч, я старшина и хозяин этой торговой валки. Ну, или обоза, ежели по-иному. Не разделите ли с нами скромную трапезу?
Разумеется, мы согласились. Во-первых, заслужили, а во-вторых, с продуктами у нас сейчас напряг образовался.
Торговцы и охранники радостно засуетились, забегали, и вскоре костёр у дороги запылал с новой силой, а в громадном котле забулькала ароматная свиная похлёбка. «Скромную» трапезу дополнили мясные и рыбные копчёности, маринованные грибочки, овощные соленья и свежие фрукты. Нашёлся и пузатый бочонок с ядрёной медовой брагой. Так, для аппетита.
— Скажите, любезный Светислав Тихомирыч, а что это за блестящую штуковину нам главарь показывал? — Помешивая ложкой в миске горячее густое варево, поинтересовался я. — Как-то странно на неё друг мой отреагировал.
— И не мудрено. То был Амулет Щедрости, один из мощнейших волеломных артефактов. Не зря Верховный Магсовет Республики давным-давно запретил их создание и применение. Покажи такой любому, и проси чего угодно: последние портки снимет и отдаст. Вот и нас так поймали: посветили камушком и к деревьям прикрутили. Хвала Свету, атаман пьян был, с коня сверзился да ногу подвернул, иначе самолично всех перерезал бы, — главный купец вздохнул и тут же с интересом взглянул на меня. — Кстати сказать, никогда доселе не слыхивал я, чтобы кто-то чарам Запретного Амулета воспротивился.
— В жизни всё бывает в первый раз, — глубокомысленно изрёк эльф, демонстративно заглядывая в свой кубок.
— И то правда, — спохватился Светислав, берясь за бочонок и подливая нам шипучей медовухи. — Давайте-ка выпьем. Хвала Велесу и Всевышнему, есть за что! Уж я-то теперь крепко засвоил урок: надобно в другой раз не экономить на охране, даже ежели по Старому Тракту обоз ведёшь…
После сытного ужина мы всей гурьбою отправились снимать «дозревших» разбойников.
Купцы прихватили кусок грубой материи, вроде нашего брезента, которой в непогоду накрывали возы. Растянув её, они становились под деревом, а Мидавэль, ничуть не захмелевший, перешибал стрелой ветку, на которой висел орущий тать. Внизу «спасённого» ловили, плотно увязывали верёвками, словно колбасу, вливали в рот кружку браги и укладывали на телегу. Когда «колбасок» стало тринадцать, все вздохнули с облегчением.
— Что за банда? — Спросил мой спутник, разглядывая наш улов. — Местные или залётные?
— Тутошние. Ватага из окрестностей Зелёной Балки. Есть тут недалече деревушка такая, на весь край своей харчевней «Рогатый волк» славная. Один только атаман залётный. Леофольдус Падлитрус, душегуб беззаконный. Рыцарь из Предвалгаллья. Замок родовой прогулял, земли в карты да кости спустил, а опосля на большую дорогу подался, чужие кошельки трясти. Много крови на нём, спуску ни конному, ни пешему не давал. Давненько за татем поганым стража княжеская охотится, да увёртлив больно, черзово отродье. В какой край ни заявится, везде ораву из местных гуляк да душегубов набирает. Им-то каждый овраг, каждый кустик знаком, и сами схоронятся, и атамана не выдадут.
— Ну что же, — резюмировал я, — Вот и догулялись. Делайте с ними теперь всё, что хотите.
— Господин, так нельзя, — мотнул усами Светислав. — Не по чести, не по справедливости. За Падлитруса в окрестных княжествах награда положена, пять гривен золотых, то бишь — сто серебрушек. А это деньги немалые. На них дюжина огров в «Рогатом волке» седмицу гудеть может, а в харчевне попроще — и все три.
— Я от своих слов не отказываюсь. Это ваш трофей, и награда тоже ваша. Компенсация за ущерб.
— А если отблагодарить хотите, угостите нас обедом в этом вашем «Волке», — подал голос эльф. — Мы сейчас без провизии остались, а на живность лесную ни лук, ни рука не поднимается.
Вот оно что! То-то меня удивляло, почему Мидавэль по пути так ничего съедобного и не подстрелил. А ему, оказывается, зверушек жалко. Что ж, выходит, этот парень даже лучше, чем я о нём думал.
Глава обоза погрустнел и уныло покачал головой.
— К великому моему сожалению, едем мы не в Зелёную Балку, а из неё. Потому посидеть с вами в «Рогатом волке» нам не суждено, — тут взгляд его посветлел. — Зато знаю теперь, что поднести в благодарность за помощь вашу и в память об этой встрече.
Порывшись в тюках с товарами, он преподнёс Миде комплект золочёных струн для лютни и пучок стрел, а мне — набор серебряных метательных ножей и кусок белой льняной ткани размером со среднюю простынку. Странный подарок, особенно, если учесть, что ножи мне ещё никогда метать не доводилось. Вот топорик — было дело, метал. И даже иногда попадал в цель.
Утром, когда край солнца показался над лесом, мы тепло простились с торговцами и разъехались в разные стороны.
После бессонной ночи и коварной медовой браги слипались глаза, а в голове прочно обосновалась липкая серая муть. Тавия, словно чувствуя наше тяжкое состояние, шла ровной неспешной иноходью. Покачиваясь в седле, я
