Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
год. Государь Иван Грозный намеревался создать на территории современной Прибалтики зависимое от Москвы государство. Датский принц Магнус идеально подходил на роль руководителя этого княжества – он был братом правящего короля Фредерика II и не мог претендовать на трон у себя на родине. У Фредерика подрастали наследники, поэтому Магнус мог попытать счастья где-то еще.
Закономерный вопрос: а почему именно датчанин? Все объяснимо: еще в царствование Василия III Копенгаген и Москва достигли взаимопонимания. Был у них общий недруг, Швеция. А общих интересов – еще больше.
Путешественник Якоб Ульфельд написал в своих «Воспоминаниях»: «В давние времена, в особенности при благочестивом блаженной памяти короле Кристиане, два государства были так связаны мирным договором, что могли беспрепятственно торговать и заключать сделки друг у друга, и у них были назначенные им собственные дома, у русских в Копенгагене, у датчан – в Нарве. Зная об этом союзе, король Фредерик II посчитал разумным последовать примеру своих предшественников… и с помощью договоров возобновить дружбу и взаимную переписку».
Разумеется, с формальной точки зрения Ливонский проект не был так уж однозначен. По сути, русский царь предлагал датчанам создание некой буферной зоны.
Но если бы принц Магнус соединился браком с русской княжной, влияние Москвы было бы обеспечено. Брат короля согласился: не каждый день поступают предложения занять трон. Правда, имелось серьезное препятствие – у самого Ивана IV не было дочерей на выданье. Но имелись старицкие княжны, дочери двоюродного брата царя. Старшая вполне подходила для замужества, а младшая, Мария, еще играла в куклы.
Евфимия и Мария воспитывались в Москве. Годом ранее они стали сиротами – их отца принудили принять яд, погибли и другие родственники девушек. На князя Старицкого поступил донос, что он-де намеревался сгубить царя Ивана.
В «Записках о Московии» Генриха Штадена, немецкого служивого, который стал опричником, есть такие строки: «Великий князь опоил отравой князя Владимира Андреевича, а женщин велел раздеть донага и позорно расстрелять стрельцами. Из его бояр никто не был оставлен в живых». Есть сведения и Андрея Курбского о смерти княгини Евдокии Старицкой (урожденной Одоевской) с сыновьями. Пощадили девочек и одного из их братьев, Василия.
Брак Евфимии Старицкой с Магнусом был назначен на конец 1570 года, когда принц Магнус пожаловал на Русь. Но старшая княжна, по невыясненным причинам, скончалась, и датчанину предложили замену: в конце концов, какая разница, которая из княжон поедет в Лифляндию? Правда, в этом случае следовало хоть немного подождать, ибо Марии было только десять. Поэтому-то свадебную церемонию отложили на апрель 1573 года.
Если существует надобность в брачном союзе, то вера помехой не станет. По крайней мере, во времена Ивана Грозного рассуждали именно так. Разница в религиозных убеждениях жениха и невесты была преодолена замысловатым образом: новобрачные венчались… порознь. Каждый в соответствии с традициями его религии. За год до свадьбы Магнуса и Марии Старицкой подобным же образом обвенчали французскую принцессу Маргариту де Валуа и короля Генриха Наваррского. Католичка выходила из собора Нотр-Дам, затем поднималась на помост возле храма и там же слушала речи протестантского священника. Конфессиональный конфликт на тот момент был исчерпан.
Принято считать, что принцу Магнусу обещали 5 бочонков с золотом, но выдали только сундуки с платьями княжны Марии да один город в качестве приданого. Впрочем, на этот счет есть свидетельства английского посланника Джерома Горсея, который сыграл не последнюю роль в дальнейшей судьбе невесты. И дипломат королевы Елизаветы говорит совсем другие вещи:
«Дали в приданое за нее те города и крепости, которые интересовали Магнуса, установив его власть там… Титуловал королем, дал ему сотню добрых лошадей, 200 тысяч рублей, что составляет 600 тысяч талеров, драгоценные камни и украшения… Жаловал тех, кто его сопровождал, и послал с ним много бояр и дам в сопровождении двух тысяч конных, чтобы утвердиться в Дерпте».
Судя по тому, что первенец Магнуса и Марии родился в 1580 году, и по сообщениям, что в 1577 году принц уезжал в Оберпален без супруги, молодожены не сразу зажили супружеской жизнью. Упоминаются две дочери пары – Мария и Евдокия, девочки-погодки. А далее – никаких сведений о совместном быте принца и княжны, об их отношениях друг с другом. Не оправдались и планы Ивана Грозного на подчиненную роль датчанина. Вопреки достигнутым договоренностям, практически сразу Магнус начал интриговать против русского государства и пытался договориться о поддержке со стороны Польши. Вероломство принца вынудило царя выдвинуть войска на Венден и захватить Магнуса. Статусные регалии с него были сняты, и отныне датчанин не именовался королем. Из-за этого пошатнулся и его авторитет среди приближенных, а казна… оказалась пуста. Приданое Марии Старицкой было буквальным образом разворовано приближенными и родственниками Магнуса. С его полного одобрения и согласия.
Одна из двух ее девочек умерла, и вся любовь Марии была направлена на ставшую теперь единственной дочку. По некоторым данным, старицкая княжна поехала к мужу и даже присутствовала при его кончине в 1583 году. Магнус умер в Пильтене, совершенно запутав свои дела. Неясно было – кто теперь Мария? Кем является их дочь? Какими титулами наделены обе женщины, на какие средства могут жить?
Быстро отреагировал польский король Стефан Баторий: он предложил Марии свою поддержку и содержание. Иных вариантов в то время молодая женщина не видела и опрометчиво согласилась. В соответствии с разработанным планом, ее перевезли в Рижский замок, но условия проживания, средства, которые выделила польская сторона, заметно отличались от тех, на что могла рассчитывать Мария как бывшая королева. Впрочем, роптать было некогда. Куда больше ее волновала приставленная охрана и полное отсутствие денег на руках – складывалось полнейшее впечатление, что в Риге Мария попала в ловушку. Фактически она стала узницей Стефана Батория.
Напомним: она была дочерью двоюродного брата Ивана Грозного, князя Владимира Старицкого. А тот, в свою очередь, приходился внуком Ивану III и Софье Палеолог. Иван Грозный скончался в 1584 году, и у него оставались два сына – Федор и Дмитрий. Согласно традиции старшинства, трон занял Федор, а Дмитрий считался «запасным наследником», вплоть до своей таинственной гибели в Угличе[47] (к слову, до сих пор неизвестно, каким образом оберегаемый мальчик-царевич, обычно окруженный целой свитой, мог так неосторожно напороться на нож).
После смерти обоих Ивановичей у Марии, как у единственной выжившей из семейства Старицких, имелись все права на русский престол.
Но Марию предпочитали держать на расстоянии от Москвы – по крайней мере, какое-то время.
«Она жила
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
