погладила Юлию по голове:
– Я не обижаюсь на тебя. Ты права. Но не все так просто, как тебе кажется. – Увидела вопросительный взгляд дочери и попыталась как-то объяснить. – Сначала я боялась остаться на улице с маленьким ребенком. Время было нелегкое. Потом, – Вероника прошла в спальню, – потом я думала, что стала ему помощницей в бизнесе, мне даже сдавалось, что я стала незаменима для него. А сейчас я больше не могу, у меня больше нет сил, – мать остановилась посреди комнаты, посмотрела отрешенно, – сейчас мне хочется в омут с головой.
Юлия вспомнила лицо отца, каким оно было накануне, и покрылась дрожью. Нет, она уже никогда не сможет примириться с ним, отец превратился в животное и перестал быть для нее авторитетом. Но последние слова матери напугали:
– Не смей даже думать так, мама! – крикнула она. – Ты у меня красавица! Ты еще сможешь начать новую жизнь.
– Он не отпустит от себя, – усмехнулась Вероника. – Видишь, каким он стал. Раньше никогда не бил по лицу, поэтому от тебя удавалось все скрывать. А теперь вот, – она прикоснулась к разбитым губам, – на улицу невозможно выйти.
– А ты забудь о нем! – в голосе Юлии послышались высокие нотки. – Сделай, как я! Он больше никто для нас с тобой! Понимаешь, мама, никто! – Юлия хотела, чтобы до матери дошел смысл ее слов, чтобы мать поняла, что «никто» это пустое место. – Ты не говори ему, что встречалась со мной сегодня и что я нахожусь неподалеку. Мы будем видеться с тобой. А он пусть думает, что я уехала из города. Впрочем, мне безразлично, что он будет думать. Я больше не хочу говорить о нем! – Юлия глянула на кровать. – Тебе нужно лечь. Я буду в городе, пока ты не поднимешься на ноги. А потом уеду. Навсегда. Но тебе сообщу, где буду. Уходи от отца! Ты должна это сделать! Найди в себе силы!
Вероника удивлялась, глядя на дочь. Та как-то мгновенно изменилась, стала другой, непохожей на ту, какой всегда была. Повзрослела. Это понравилось матери. Она уловила в дочери силу, которой всегда не хватало ей самой и которой сейчас она не имела, чтобы одним махом порвать с мужем. И хотя она заявила Константину, чтобы больше не рассчитывал на нее, она понимала, что изменить все не так просто.
– Тебе легко рассуждать, у тебя впереди целая жизнь, – вздохнула в ответ.
Она была не готова сразу принять кардинальное предложение дочери. Трудно вырвать из себя многолетнее терпение.
– А что тебя удерживает? – не понимала Юлия.
Вероника задумалась, и правда, что ее держало теперь возле Константина? Дочь выросла, живет своей жизнью, исправляет ошибки, навязанные родителями. Сама она не без рук, без ног, сумеет прожить без мужа и прокормить себя. Ответила:
– Наверно, больше ничего. Но тебя он будет искать.
– И пускай. Пусть поймет, что у него больше нет дочери! – вспыхнула и покраснела Юлия. Рукой нервно отбросила светлые волосы со лба. И взахлеб выдохнула: – Он – подонок, он ударил меня! Я никогда этого не прощу! Никогда!
– Разве можно так об отце, Юлия? – примирительно сказать Вероника. – Так нельзя.
Глаза дочери снова изменились, она задрожала:
– Если он еще хоть раз посмеет прикоснуться к тебе, я найду на него управу! Я, я, я убью его! Ты так и знай!
Вероника вздрогнула:
– Что ты говоришь, Юлия? Моя дочь не должна не только так говорить, но даже думать так.
Юлия часто задышала:
– Но я ведь и его дочь, а его гены требуют от меня, чтобы я никогда не прощала обиды!
Вероника села на кровать, в глазах появилась грусть. Хотелось бы заглянуть в будущее, увидеть, что будет с ними. Впрочем, в свое будущее Вероника не хотела заглядывать, но будущее дочери ее волновало. Всякому нормальному родителю хочется, чтобы будущее его ребенка было счастливым и светлым.
Она поймала себя на мысли, что думала о себе в прошедшем времени, как будто жизнь ее закончилась, как будто ее уже не было. И посмотрела на себя другими глазами. Что это я? Мне ведь не уже сорок лет, а всего-навсего сорок. Многие заново начинают свою жизнь в шестьдесят, а я в сорок сломалась? Так, что ли? Глянула на Юлию, выпрямила спину, чувствуя боль в теле. Хватит прощать обиды.
Юлия почувствовала изменения в матери и радостно улыбнулась.
Всю последующую неделю она скрытно жила у подружки. Аспенский тщетно пытался выяснить, где дочь. Узнать удалось лишь, что Валентина тоже нигде нет и что Истровская также куда-то пропала.
Утром Валентин поехал к родителям. Надумал разрыв с женой объяснить просто. Дескать, они с Юлией решили на время расстаться и пожить раздельно.
Отец неторопливо собирался на работу. Вправил светлую рубаху в светлые брюки, застегнул пуговицы и ремень. Мать в спальне сидела перед зеркалом. Оттуда подала голос:
– Это ты, Валентин?
– Это он, – ответил отец, обнимая сына в прихожей.
– Ты один или с Юлией? – опять раздался голос Марины.
– Он один, – снова ответил отец.
– А где Юлия? К своим родителям поехала? – новый вопрос из спальни.
Отец добродушно посмотрел на Валентина, в небольших глазах с паутинками морщин вокруг был тот же вопрос. Сын расширил ноздри, глубоко втянул воздух, моргая длинными, как у женщин, ресницами. И пожал плечами.
Печаев досадливо запыхтел и громко сообщил жене:
– Он не знает.
Марина показалась из спальни. На ней был длинный домашний халат оливкового тона и пушистые тапочки. Поправляя прическу, легко улыбнулась. Подошла к сыну и поцеловала в щеку:
– То есть как не знаешь? – внимательно посмотрела ему в глаза.
Андрей повторил за женой:
– Действительно, как это? – Его красное лицо выразило недоумение.
Валентину было смешно наблюдать, как мать вела с ним диалог через отца. При этом отец всем своим видом показывал единомыслие с нею.
– Мы на время расстались, – отозвался он и пошел в кухню.
– Что значит – расстались на время? – не поняла Марина, следя взглядом за сыном.
– Да, да, вот именно, – поддержал ее Андрей.
– Решили немного пожить врозь, – буркнул Валентин, и лицо его от натуги стало таким же красным, как у отца.
Марина озадаченно вперила взгляд в мужа, она ничего не понимала. Но и Андрей был как оглоушенный. Тупо таращился на нее. Глаза Марины замерли, она, кажется, стала постигать смысл услышанного и словно приняла стойку кобры перед флейтой.
– Так, – протянула медленно. – И кто же был инициатором? – спросила тут же.
– Оба так решили, – откликнулся сын, усаживаясь в кухне за стол.
– Так не бывает, – не согласилась Марина, – Ты
