Ничего страшного, этого следовало ожидать, только бы она побыстрей закончила...
Но, как назло, она и не думает спешить. Сначала долго шуршит постельным бельем, затем лениво передвигается по комнате, держа перед собой хобот пылесоса, с особой тщательностью чистит коврик...
— Без изменений, — вдруг начинает пищать рация. —
А я, кажется, только что...
Женские ноги вздрогнули. Турецкий зажал динамик ладонью, перестал дышать, прижался к стене...
Нет, она ничего не слышала. А если и слышала, то не поняла, откуда взялся этот странный звук...
Еще несколько минут уборщица меняет в ванной полотенца и дезинфицирует унитаз, прежде чем наконец покинуть номер и запереть за собой дверь...
— Они выходят! — кричит Митяй. — Выходят! Кирюха, ты слышишь меня? Прием!
— Слышу, слышу... — Барковский бросил швабру на дно люльки и, повернув зеленый рычаг против Часовой стрелки, начал медленно снижаться.
— Все! Вышли! Кирюха, поторопись, миленький!
— Здесь нет коробки переключения скоростей...
Едва люлька поравнялась с окном девятьсот двадцать шестого номера, как Кирюха выхватил из-за плеча вантуз и с размаха всадил его в светонепроницаемое стекло. Резиновый наконечник присосался намертво, а дальше уже дело техники — описать стеклорезом ровный круг, чуть надавить на деревянную ручку вантуза и одновременно с этим легонько хлопнуть ладонью по раме.
Получилось ровное отверстие. Барковский просунул в него руку, нащупал щеколду, дернул за нее, открыл окно.
Все, дело сделано, вот она цель!
— Капитан, просыпайтесь! — почти орет Кирюха.
Но мужчина не реагирует.
Кирюха спрыгнул с подоконника, кинулся к капитану, стал тормошить его.
— Да вставайте же, черт бы вас побрал!
Безрезультатно. Игорь Степанович, или как там его еще, лишь бормотал что-то нечленораздельное, причмокивал сухими губами. Барковский осторожно приподнял ему веки. Глаза покрыты белой поволокой... Без сознания...
Кирюха вынул из воротничка рубашки булавку, склонился над наручниками. Щелк, и готово, охранники не поставили замок на фиксатор.
— Что же мне делать с тобой? — Кирюха с ужасом понял, что в капитане не меньше центнера чистого веса. — Александр, приготовься! — громко шепчет он в рацию. — Клиента чем-то напичкали, он в полнейшей отключке.
Затем присел на корточки, подтащил капитана к краю кровати и рывком забросил его себе на плечи. Отдышавшись, медленно распрямился. Ноги начали подрагивать от напряжения. Тяжесть невероятная, только бы устоять, только бы добраться до окна...
Но вот грузное тело легло в люльку. Нет времени переводить дух, охранники могут вернуться в любой момент. А еще надо успеть свернуть с пластиковой бутылки герметичную крышку и брызнуть несколько капель крови на кровать, на пол, за подоконник...
— Я держу, держу! — Турецкий подхватил капитана под мышки и втащил его в комнату.
Кирюха прыгнул следом. Вдвоем они перенесли тело в ванную, затем возвратились к окну.
Александр запрыгнул в люльку.
— Жми на этот рычаг, — подсказал ему Кирюха. — Отпустишь, эта штуковина сразу остановится.
— Дай мне кейс, он там, под кроватью.
Люлька подкатывает к противоположному углу дома. Турецкий вынул из кейса свой старый шерстяной свитер, намотал его на кулак и одним резким ударом разбил окно. Жаль, осколки разлетелись как-то тихо. Погромче бы, поэффектней...
Так, люлька свое отработала.
Осторожно, чтобы не пораниться торчащими из рамы стеклами, Александр проник в окно. Перебрался на пожарную лестницу. В одной руке кейс, в другой — бутылка с кровью. Быстро спустился, перепрыгивая через несколько ступенек, оставляя за собой тонкий кровавый след.
Наконец нижний этаж. Изнутри дверь открывается просто, без ключа. Турецкий выглянул на улицу. Внутренний дворик пуст. Вышел, закрыл за собой дверь. Прислонившись спиной к стене, снял растоптанные ботинки, надел новые лакированные туфли. Бутылка, свитер и ботинки исчезли в кейсе...
* * *
Александр подошел к стойке администратора. На этот раз дежурит мужчина. Приветливо улыбается.
— Я хотел бы взять из сейфа свою вещь,— обратился к нему по-английски Турецкий и показал ключ от своего номера.
Спустя минуту портье протянул ему бумажный сверток, спросил неожиданно:
— На улице не холодно без плаща?
— Я на машине. Аригато.
Из ресторана вышли двое громил с оттянутыми пиджачными карманами. Турецкий прежде не видел их в лицо, но сразу понял — они. Быстро управились с завтраком...
Втроем зашли в лифт. Громилы над чем-то хихикали, у них хорошее настроение, они еще ни о чем не догадываются.
Турецкий невольно улыбнулся — все-таки наша взяла. Вышел на восьмом этаже. Громилы, что вполне естественно, поехали до девятого.
— Вернулись, голубчики!— сообщает Козлов, когда Александр стучит условленным кодом в дверь профессорского номера. — Ну и рожи у них! Бросаются к окну! О, люльку увидели! Все по плану, братцы! Отбой!
...Турецкий бросил короткий взгляд на часы. Полдень. Минуту назад позвонил Сотников. Профессор из здания не выходил. Значит, запас времени еще есть...
К счастью, агенты японской разведки, заглотив наживку, сразу пошли по ложному пути. Даже не перекрыв все входы-выходы из отеля, они начали прочесывать пожарную лестницу, затем вызвали собак, которые неожиданно, прямо посреди улицы, потеряли след...
За всей этой суетой наблюдал Козлов. Самодовольно улыбаясь, он докладывал по рации о каждом шаге противника. Вероятно, рассказы сотрудников отеля также не принесут положительных результатов. Особый допрос устроят гостиничным секьюрити, но те будут клясться, что никто, кроме постояльцев, мимо них в это утро не проходил...
Александр и Кирюха пытались привести Немого в чувство. Они уложили его в ванну, пустили холодную воду, но сознание капитана было настолько затуманено, что через час водных процедур он едва, мог пошевелиться и лишь протяжно мычал:
— Не зна-а-ааа-ю... Не зна-а-ааа-ю...
Плачевное зрелище.
Дольше держать Игоря Степановича в холодной воде было нельзя. Пришлось обернуть простыней, перенести в комнату, усадить в кресло и ждать, когда сознание вернется к нему. Немой обязательно должен был встать на ноги, иначе операции грозил глупейший провал... Казалось бы, все предусмотрели, но в итоге капитан оказался совершенно нетранспортабелен. А выносить его из отеля на руках, при этом не обратив на себя внимания, не то что практически — теоретически невозможно.
Оставалось надеяться на то, что профессор будет торчать в театре до поздней ночи.
