девушек! Том мог любую выбрать, а выбрал — меня!
— Повезло! — снова сказала Нина. А что еще было говорить?
— Он красивый. И любит только меня. Мне после этой зимы будет семнадцать, и мы поженимся. Том уже и место для дома присмотрел, хочет к следующему лету поставить, но я хочу, чтобы мы у нас жили, с дедом. А куда его девать?..
Нина под это щебетание начала проваливаться в мягкое приятное небытие и, наконец, провалилась. Слава Богу, ей ничего не снилось.
Утром она не сразу поняла, где находится. А когда сообразила, то тут же подскочила и огляделась. Сквозь щели пробивался солнечный свет, резко пахло чем-то неприятным, тело, исколотое сеном из тюфяка, немилосердно чесалось. На всякий случай Нина осмотрела себя — вроде все на месте, никаких повреждений, кроме пары синяков непонятного происхождения, да пары царапин. Грудь и ноги были точно ее, руки тоже. Надо бы в зеркало посмотреться, что там с лицом. Да где его взять-то, зеркало это?
Она накинула на себя эту непонятную белую одежду, вышла во двор, зажмурилась от яркого солнца. Вроде бы и рано, но уже жарко.
Из подсобного помещения, откуда шел резкий запах, раздавались какие-то непонятные звуки. Сквозь приоткрытую дверь было видно, как Майя, сидя на маленькой скамеечке и расставив крепкие ноги, дергала корову за вымя, а оттуда в жестяное ведро били тонкие струи. «Вот это что за звук!» — догадалась Нина.
— О, проснулась? — весело спросила Майя. — Ну и здорова ты спать! И так крепко — ужас! А я от каждого шороха вздрагиваю. Молочка хочешь?
— Нет, спасибо! — Нина боялась за свой городской желудок. И вообще неизвестно, что у них за корова.
— Да попей! Парное! — не отставала Майя. — Самое то с утречка!
Нина улыбаясь помотала головой.
— Ну, дело хозяйское, — Майя зачерпнула кружкой из ведра, с наслаждением выпила в один присест. — Красота! — и вытерла белые усы над губой.
— А Демис где?
— Да где ему быть? На речку пошел. Рыбы хочет наловить. А может в лес, за грибами. Грибы у нас знатные, никакого мяса не надо.
Майя без умолку болтала, при этом успевая поворачиваться по хозяйству — вытерла корове вымя, выгнала ее шлепками по костистому виляющему заду за калитку, пастись, сыпанула корм курам, вытерла босые ноги о половик, впорхнула в дом. Нина пошла за ней.
— Ты что на завтрак будешь?
— Да я не завтракаю. Кофе у вас есть?
— Как можно не завтракать? Обязательно надо завтракать! Я сейчас пшеничной каши сварю, хочешь?
Нина, смеясь, отказалась:
— Да хватит тебе хлопотать, давай лучше посидим, поболтаем, да я пойду.
— А куда тебе идти?
Действительно, куда? Но ведь не сидеть же тут, в самом деле!
— Не знаю. Но как-то мне надо вернуться туда, откуда пришла. Слушай, а у тебя зеркало есть?
— Ага. Там посмотри на буфете.
На буфете лежало квадратное мутное зеркало, все в черных пятнах от старости. Но то, что оттуда на Нину смотрела какая-то незнакомая Хельга — это было видно сразу. Снова неприятно заныло внутри. Что-то тут не то, но вот что? Вроде и нос тот же, длинноватый, конечно, но тоненький, аккуратный такой носик. И глаза — ее глаза. Зеленые. Стрижка — ее стрижка, короткая, солдатская, специально чуть не наголо побрилась, когда призвалась. А ощущение — что нет, не она. Ну, да Бог с ним, главное опять стать собой, когда вернешься. Вот только как вернуться-то?
— Майя, так есть у вас кофе? — повернулась она.
— Откуда? — крикнула из кухоньки девушка. — У нас этого не бывает. Мы травяные отвары пьем. Хочешь?
— Давай.
Травяной привкус она не любила, но что-нибудь горячее сейчас было просто необходимо. И тут она сообразила — лампочка! Как она раньше не подумала?!
— Майка, а откуда вы получаете электричество?
— Со станции.
— А где она?
— На краю деревни. А что?
— А на станцию эту откуда электричество попадает?
Девушка пожала плечами.
— Понятия не имею. По проводам.
Ну вот, все ясно. Надо идти вдоль проводов и придешь в большой город. Все просто. Ведь на их распределительную станцию ток идет с большой электростанции, а там — люди. Они и подскажут, как выйти к Саркелу, а оттуда — в свою десантную роту. Как они там, вообще?
— Да на что тебе это электричество?
Она не успела ответить — в дверь постучали. На пороге возник писаный красавец, каких рисуют в книжках про сельскую жизнь: высокий, кудрявый блондин с широкими плечами.
— Том! — охнула Майя. Что ж, действительно девушке повезло, вон какой у нее парень, любо-дорого посмотреть.
— У вас тут, говорят, гости, — косясь на Нину, сказал Том. Надо же, и голос под стать — низкий, мужской. Ничего не скажешь — первый парень на деревне. Майя прижалась к нему, гордо посмотрела на Нину, мол, видала, какой он у меня?! Ну, видала, видала, успокойся.
— Вот, знакомься! — проворковала девушка. — Это Хельга.
— Очень приятно! — парень отодвинул Майю и протянул руку Нине.
— Взаимно, — сказала она.
— Откуда будете? — Том вел себя в доме по-хозяйски, чувствовалось, что он тут не только свой, но и главный.
— Из Каганата.
— Откуда? — у него точно так же округлились глаза, как вчера у Демиса. Они и вправду понятия не имели, что такое Каганат.
— Не заморачивайся, — по-свойски ответила Нина. Надо было показать этому петуху, что его чары не на всех действуют. — Мы уже выяснили, что вы не знаете, что это такое, кто такие хазары, и я сама не понимаю, как тут оказалась.
— Непорядок, — нахмурился Том. — А вдруг она преступница? Может, преступница беглая? Или вообще убийца? — обратился он к Майе. Та застыла. Видно, такая мысль ей в голову не приходила.
— Надо отца позвать, — Том встал из-за стола.
— А отец у нас кто? — поинтересовалась Нина.
— Отец у него — наш староста, — робко сказала Майя. Она с приходом своего парня как-то сжалась, скукожилась и из веселой задорной девчонки превратилась в какое-то желе непонятное. Это Нине совсем не понравилось. Видно, поторопилась она с выводом, что девушке повезло. А Том, наоборот — с каждой минутой все больше надувался, чувствуя ответственность.
— А-а-а, староста! — протянула Нина. — Что же мы старосте скажем? И самое главное — что староста сделает?
— А вот это мы увидим! — зловеще пообещал Том и вышел.
Майя расстроилась.
— Чего это он? Вообще-то он так себя не ведет никогда, прямо не знаю, что с ним произошло.
Она заметно нервничала. Видно, семейство это в деревне и впрямь было важным, и его побаивались.
Староста был как
