знакомых, а тем более друзей среди гомосексуалистов. Сама идея казалась мне отвратительной.
И вот я узнаю, что один из ближайших моих друзей имеет такого рода «темную сторону». Я уселся поудобнее, в свою очередь глубоко вздохнул и попросил Мела начать рассказ.
Я не предаю его доверие, пересказывая то, что слышал в тот раз, потому что Мел сам исповедался в книге «Чужак у ворот: гей–христианин в Америке». В этой книге он рассказывает о нашей дружбе и о работе с некоторыми весьма консервативными христианами, за которых он писал книги в качестве литературного секретаря. В их число входят Фрэнсис Шеффер, Пэт Робертсон, Оливер Норт, Билли Грэм, У. Крисвелл, Джим и Тэмми Фой Бэккер, Джерри Фэлвелл. Никто из них не был осведомлен о тайне Мела в ту пору, когда он работал на них, и кое–кто впоследствии, естественно, поссорился с ним.
Должен сразу сказать, что я не намерен вникать в богословские или этические проблемы гомосексуализма, как они ни важны. Историю Мела я привожу здесь лишь по одной причине: она существенно повлияла на мои представления о том, как благодать сказывается в отношениях с непохожими на меня людьми, даже когда наши отличия принципиальны или непреодолимы.
* * *
Мел объяснил мне, что гомосексуализм — не произвольный выбор образа жизни, как я до тех пор в блаженном неведении полагал. В своей книге Мел рассказывает о том, что впервые ощутил влечение к лицам того же пола еще в отрочестве. Он изо всех сил старался подавить в себе эти чувства, а став взрослым, испробовал все в поисках «исцеления». Он постился и молился, его помазали елеем, чтобы исцелить. Он прошел через обряды экзорцизма у католиков и у протестантов. Он подвергся шоковой терапии, его били электрическим током всякий раз, когда фотография мужчины вызывала у него возбуждение. Его одурманивали лекарствами, так что он не мог работать. Превыше всего Мел хотел перестать быть геем.
Однажды ночью меня разбудил телефонный звонок. Даже не представившись, Мел тусклым голосом сообщил: «Я стою на балконе пятого этажа, подо мной — Тихий океан. У тебя есть десять минут, чтобы отговорить меня от прыжка». Это не было фокусом с целью привлечь к себе внимание. Незадолго до этого случая Мел чуть было не преуспел в попытке самоубийства, причем потерял много крови. Я принялся уговаривать его, приводя все личные, экзистенциальные и богословские доводы, на какие только был способен спросонья. К счастью, в тот раз Мел не спрыгнул.
Помню и другую душераздирающую сцену, произошедшую спустя несколько лет, когда Мел привез в мой дом вещи, оставленные ему партнером на память. Он передал мне голубой вязаный свитер и просил его сжечь. Мел сказал, что он грешил, а теперь покаялся и возвращается в семью. Мы ликовали и молились вместе.
Помню я и другую печальную сцену, когда Мел расправился с членской карточкой Калифорнийских бань. Среди калифорнийских геев начала распространяться загадочная болезнь, геи сотнями покидали «банный клуб». «Я делаю это не из страха перед болезнью, а потому, что так правильно», — заявил Мел, взяв ножницы, и разрезал пополам твердую пластиковую карточку.
Он то и дело переходил от целомудрия к распущенности. Он вел себя то как подросток во власти гормонов, то как мудрец. «Я постиг разницу между добродетельной скорбью и скорбью–раскаянием, — сказал он мне как–то раз. — Обе они совершенно реальны, обе мучительны. Но скорбь в сочетании с виной хуже во сто крат. Добродетельная скорбь — это скорбь аскетов, они сознают, чего у них нет, но не понимают, чего лишились. Скорбь в сочетании с виной знает». В ситуации Мела скорбь в сочетании с виной означала кошмарное будущее, которое ожидало его, если он открыто признается в своей ориентации: он утратит брак, карьеру, служение в церкви, а может быть, и веру.
Несмотря на терзавшее его чувство вины Мел в конечном счете пришел к выводу, что ему остается лишь одна альтернатива: безумие или исцеление. Все попытки подавить в себе гомосексуальные желания и зажить либо в обычном браке, либо в полном воздержании вели к безумию. (В ту пору Мел посещал психиатра пять раз в неделю по сто долларов за сеанс). По мнению Мела, исцелиться для него означало найти партнера–гея и принять себя в качестве гомосексуалиста.
* * *
Перипетии жизни Мела озадачивали и смущали меня. Мы с женой немало бессонных ночей провели в разговорах с наших другом, обсуждая его будущее. Вместе мы прочли все библейские тексты, имевшие отношение к его ситуации, и пытались постичь их смысл. Мел все спрашивал, почему христиане так активно осуждают однополые союзы и не обращают внимание на другие запреты, содержащиеся в тех же отрывках.
По просьбе Мела я принял участие в первом походе геев на Вашингтон в 1987 году. Я пошел не в качестве демонстранта или репортера, а как друг Мела. Ему требовалась моя помощь, поскольку приходилось принимать жизненно важные решения.
Примерно 300 000 борцов за права гомосексуалистов собрались в одном месте, нарядившись в костюмы, явно предназначенные для того, чтобы шокировать публику — вряд ли их решилась бы показать какая–либо новостная передача. Был прохладный октябрьский день. Из серых туч на колонны, тянувшиеся по улицам столицы, падали капли дождя.
Я остановился на обочине у входа в Белый Дом и стал свидетелем жестокого столкновения. Конные полицейские образовали защитное кольцо вокруг небольшой контр–демонстрации, которая сумела привлечь к себе внимание многих фотографов благодаря ярко–оранжевым плакатам с наглядными изображениями адских мук. Хотя на каждого из этих христиан–демонстрантов приходилось по пятнадцать тысяч геев, они бесстрашно выкрикивали свои агрессивные лозунги прямо в лицо участникам марша.
«Гомики вон!» — кричал в микрофон руководитель акции и все подхватывали его призыв: «Гомики вон, гомики вон!» Когда это прискучило, они затянули другой мотив: «Стыд и позор вам, стыд и позор!» В промежутках между пением их лидер произносил краткие проповеди об адском пламени, уготованном Богом содомитам и прочим извращенцам.
«СПИД не спит, СПИД не спит!» — это была последняя стрела из колчана христиан, и этот лозунг они выкрикивали с особым азартом. Только что мимо нас прошла печальная процессия из нескольких сотен больных СПИДом. Многие передвигались в инвалидных креслах. Тела их превратились в скелеты, точно у заключенных концлагеря. Я не мог постичь, как христиане способны желать кому–то подобного несчастья.
Геи тоже отвечали христианам по–разному. Более разнузданные слали воздушные поцелуи или орали: «Лицемеры! Ханжи! Это вам — стыд и позор!» Группа лесбиянок привлекла
