лица и руки сожжены солнцем, ноги в ссадинах. Один, постарше и выше ростом, смелее и говорливее, шел впереди. Другой моложе, ростом, как сморчок, робко жался к переднему.
Подошли и спросили, нет ли здесь Йешуа. И пояснили, что они ученики Иоханана Крестителя, много дней бредут по дорогам, ищут Йешуа.
По их удрученному виду Йешуа догадался, что принесли они плохую весть. Он молча выслушал ее.
Ученик Крестителя рассказал, как через день после казни Иоханана они пришли к воротам царского дворца просить, чтобы им отдали тело проповедника для погребения. Но их отхлестали плетьми и швырнули в канаву.
Однако через день они опять подошли к воротам и уселись на земле. Собралась толпа любопытных, загомонила, зароптала недовольно, увеличиваясь. Стража мрачно молчала, не трогала. Глухой ропот перерос в громкий гуд. После этого из ворот выехали два десятка всадников и разогнали толпу.
Но на следующий день все повторилось. Толпа была еще больше. И тогда ночью стража вытащила за ворота тело проповедника вместе с отсеченной головой.
Останки Иоханана погребли в тайном гробе. И решили сообщить Йешуа о месте захоронения.
Йешуа не двигался. Опустившаяся темнота ночи скрывала эмоции на его лице. Весть была вполне ожидаемой и не стала для него откровением. Он устремил глаза в одну точку и безмолствовал. Никто не догадывался, о чем Йешуа сейчас думал.
Глава двенадцатая
Лаборатория
Грушнннн и Пантарчук вышли из здания полиции. Оба удивились, что так быстро закончился день. Уличное освещение вязло в ватной темноте. Сели на заднее сиденье авто. Ехали недолго, миновали несколько улиц. На перекрестке Фрунзе и Цеткин водитель спросил, в какую сторону поворачивать, и Константин, долго не думая, показал под арку дома. Проехали арку, и вот она улица, прямая и узкая. Волны света ударили по глазам. Грушинин оторопел и закрутил головой. Никогда тут не было столько света.
Всегда эта улица была не очень светлой, с редкими деревьями по сторонам, с серыми домами, детскими площадками, мусорными контейнерами, автомашинами, припаркованными по обочинам и во дворах. На домах не везде заметишь номера. С одной стороны дороги – многоэтажки, с другой – частные домишки прошлых времен и бетонные заборы. Так было.
Но сейчас Грушинин не узнавал улицу. Сквозь стекла автомобиля он выхватил глазами табличку на доме с новым названием. Вспотел от напряжения. На улице, как на хорошей толкучке, кишмя кишел, суетился народ. Рекламные вывески призывно буйствовали разноцветными огнями. Шелестели шинами потоки машин. Магазины, каких никогда здесь не было, теперь теснились, распахнув двери для покупателей.
– Поразительно, – крякнул в замешательстве Грушинин. – Ничего этого я не видел раньше на улице Клары Цеткин. Смотри, таблички с другим названием. Ущипни меня, Петя, и останови машину. Выйдем, протрем глаза и пощупаем все это руками.
Водитель втиснул автомобиль в парковочный карман. Грушинин с Пантарчуком выбрались из салона и окунулись в толчею. Люди шныряли взад-вперед по тротуару и в двери магазинов. Пацанье кучками тут и там с пивом, куревом, гоготом и сленгом. А около светофора колобродил хмельной мужичонка и канючил:
– Друзья, где здесь бильярд? Запропастился куда-то, зараза, два часа ищу, – между тем бильярдный зал торчал крупной вывеской у него за спиной.
Рядом играла неоном вывеска ресторана. Грушинин удивленно уставился на дверь, над нею на узкой длинной пластинке было выгравировано: владелец П.П. Пантарчук. И Константин обалдело показал Пантарчуку:
– Ну и мозгокрут ты, Петя, мастак на все руки, так закрутил, что я уже поверил про Лабораторию с Прондопулом. Как я понимаю, этот ресторан и есть та самая Лаборатория. А архидем это кто, директор твоего заведения?
У Петра тоже глаза полезли на лоб. Он застыл, глупо вытаращился на ресторан, в мозгах что-то замкнуло. Потом просипел, выдавливая слова:
– Костя, ей-богу, ни сном, ни духом! Кто-то шурует под моим именем. Надо взять его за шиворот. Прояви свои способности! – Лицо пошло красными пятнами.
Мимо Грушинина прошмыгнул молоденький вертлявый паренек, притерся к Пантарчуку. Петр, возмущенный надписью на ресторане, не обратил внимания на это. А парень тут же юрко подрулил с другой стороны к Константину. Выгнулся и сунул под нос дорогие швейцарские часы:
– Отец, задешево отдам. Швейцария. Высший класс. Твой товар. С таким лицом дешевку не носят. Прикинь, дорогая вещица, не халтура какая-нибудь.
Грушинину часы показались знакомыми:
– Сколько просишь?
– Да разве это цена, отец? – захихикал вертун.
И тут взгляд Грушинина упал на руки Петра, мозг резануло, как ножом. Схватил парня за плечо, но тот извернулся и скрылся в толпе. А Пантарчук широко шагнул к ресторану:
– Пошли, глянем, что за пес играет со мной в прятки. Тряхануть его надо, чтоб из штанов выскочил. За такие вещи задницей на кол сажать следует. Я кожу с него сорву, через пять минут он у меня собственными кишками подавится. Засекай. – Петр глянул на запястье, часов не было, растерянно оглянулся, пошарил в карманах.
Грушинин усмехнулся. Пантарчук все понял. Выругался в адрес вертуна и решительно устремился к двери ресторана. Возле нее несколько человек безуспешно пытались пробиться внутрь сквозь охрану.
Увидав Петра, охранник торопливо отодвинул толпу и распахнул перед ним двери. Расплылся в улыбке, пожирая глазами, пригибаясь и расшаркиваясь.
Петра еще больше напрягло это, и он шумно переступил через порог, увлекая за собой Константина. Сразу оценил внутреннее оформление: все было выполнено в его вкусе. Подумал, ну, поганец, здорово слизал в моих ресторанах. Не дурак. Только не надейся умаслить меня, за плагиат сейчас твоя шкура затрещит по швам.
Свободных столиков в зале не было, на одном стояла табличка «занят». Как раз в таком месте, где в своих ресторанах любил обедать Пантарчук. Он огляделся, знакомых лиц не видно. И вдруг невесть откуда выпрыгнул официант и вытянулся в струнку:
– Петр Петрович, ваш столик свободен. Пройдите, – и указал на столик с табличкой.
Пантарчук ошеломленно неловко затоптался. Грушинин смотрел на него насмешливо, не доверяя. Не мог отделаться от мысли, что Петр устроил сюрприз. Зачем, непонятно. И главное, не ко времени, явно перегнул палку. Пантарчук же тупо направился к столику. Не успел опуститься на стул, как вместо официанта перед ним возникла улыбающаяся женщина:
– Здравствуйте, Петр Петрович, вы сегодня хорошо выглядите.
Пантарчук вперился в нее: это еще что за кукла, новое явление, все тридцать два зуба напоказ. Он впервые видел эту женщину, и знал это абсолютно точно.
– Вы кто? – спросил с заминкой. – Мы разве знакомы?
– Вы шутите, Петр Петрович? – обидчиво фыркнула та и зарумянилось.
Но он не шутил,
