и нуждается в защите, пробуждает страх совсем иного порядка, нежели за самого себя. Еще более мощный и разрушительный для продолжения борьбы, а иногда, наоборот, придающий сил в решающую секунду. Особенно если ты помнишь, что уже один раз не успел, не смог спасти. Как бы обидно ни было, но тогда я не справился, проиграл в безумном противостоянии с судьбой.
Тлеющая звезда Райсы дарила мне хрупкую надежду, но за два года я успел свыкнуться с тем, что начал считать неизбежным. Принял для себя как горькую истину, что навсегда потерял сестру. А теперь во мне вновь зажегся пусть слабый, но живой огонек веры в лучшее. Его разожгла Ирис. То, с какой уверенностью одаренная девушка говорила, что рано хоронить мою сестру, позволило мне вновь мечтать о том, что я однажды смогу найти Райсу и крепко обнять.
Я до сих пор жалел, что в тот роковой день отпустил сестру одну в лес за ягодами. Думал, ничего не случится. Не могу же я сопровождать ее как приставленный надзиратель везде и всегда. Для избранной в рыцари Ордена Кромешной Тьмы семнадцать лет – достаточно сознательный возраст. А если вспомнить о ее успехах на тренировках, то скорее нужно было переживать за случайного разбойника, чем за девочку, которая нашу “Скалу” Алору могла уложить на лопатки.
Въезжая на вороном коне Тюльпане в роскошные позолоченные ворота королевского Дворца Золотой Лозы, я усердно гнал прочь гнетущие мысли. Не хотел думать о возможном скором расставании с Ирис, но при этом признавал, что чувствую себя влюбленным юнцом. Лет этак шестнадцати, причем каким-нибудь сынком фермера, у которого, кроме пастьбы коров да косьбы пшеницы, никаких тяжких забот на душе. Тот про коварные интриги и жестокие убийства разве что смотрел трагедию в кочевом театре, колесящем по городам и селам.
Я надеялся, что аудиенция у короля даст мне ответы хотя бы на самые важные, судьбоносные вопросы. Те, которые мне помогут остаться рядом с любимой девушкой. Ведь если мир будет спасен и вирналы навсегда изгнаны с наших земель, то наконец я смогу признаться Ирис в терзающих меня чувствах. Но не напрасно ли я надеюсь, что избранная святая решится пожертвовать божественным даром ради простой человеческой любви? Не обманываю ли себя мыслями о том, что спасенная девушка тоже любит меня. Казалось бы, такое должно быть очевидно даже для простого трактирщика, а уж тем паче для воина, которого с детства учили видеть людей насквозь, прозревать их скрытые замыслы. Вот только я порядком запутался в планах и фантазиях, они перемешались, а потому я мог выдавать желаемое за действительное.
Спешившись возле огромной лестницы из белоснежного мрамора, я доверил Тюльпана дворцовому слуге, а сам, не торопясь, сохраняя воинскую выправку и стать, поднялся к дверям из редкого ливердейского дуба, украшенным фигурной ковкой. Привратники были мне незнакомы. Раньше ни в одной из смен не дежурили молодые лощеные красавцы с напудренными щеками и завитыми локонами. Мне они больше напомнили артистов столичного театра, чем бывалых воинов, которым можно доверить безопасность правящей семьи. Однако, несмотря на свой несерьезный, и даже в некотором роде комичный вид, пропускать меня они не торопились. Ни мой служебный жетон их не убедил, ни заверение в том, что встреча с его величеством заранее согласована по всем правилам. Разомкнули скрещенные перед дверями копья только когда одна из створок распахнулась.
Перед нами предстал придворный хозяйственный распорядитель. Толстенький низенький человечек непонятного возраста, с заплывшим конопатым лицом и нелепо торчащими рыжими кудряшками на висках. Лучше бы он сбрил их вовсе или напялил парик, чем носить на голове такое позорище.
Потирая пухлые ладошки, он известил “прибывшего к назначенному времени рыцаря” о причине, по которой аудиенция не состоится. Его величество Ливеральд тяжело болен. Придворные лекари посоветовали королю воздержаться от любых встреч и сохранять покой. Всю полноту власти монарх пока негласно передал единственному сыну и наследнику Лернею. К нему отныне полагается обращаться по всем вопросам государственной важности.
Не припомню, чтобы я отличался красноречием, скорее наоборот. Но после недолгих препираний мне удалось доказать свое право на разговор с принцем. Драгоценный цветок, предназначенный наследнику престола, убедил толстяка пропустить меня во дворец и проводить в тронный зал.
Что я ожидал увидеть, входя туда? Наверное, чинно восседающего на троне кронпринца, погруженного в глубокие раздумья. Пару – тройку стражей у дверей и вдоль стены. Поверьте на слово, уж точно не думал узреть картину, что предстала моему взору, когда я ступил за символический порожек, выложенный из красного гранита. От шока я застыл как истукан. Разом вылетело из головы все касаемое порядка поклонов и приветственных речей.
Его высочество кронпринц Лерней сидел не на самом троне. О, нет, он устроился на постаменте, откинувшись на сиденье и обнимая льнущих к нему девиц. Из одежды на нем были только черные штаны, да багряная королевская мантия, подбитая горностаевым мехом, которая не сваливалась с плеч благодаря цепочке с застежкой. На девицах я не увидел и такого намека на приличный наряд. Все трое были в шелковом белье, едва прикрывающем их прелести. Как только не примерзли к каменному полу и ступеням, на которых сидели. В тронном зале в любую погоду сохранялась влажная осенняя прохлада.
Все три девушки были гостьями из дальних стран, не иначе как прибывшими на отбор невест. Справа, положив голову принцу на колено, примостилась пышногрудая южная красотка с кожей цвета молочного шоколада, невероятными янтарными глазами и блестящими черными кудрями, вьющимися мелкой волной до поясницы. Слева, массируя принцу плечи, к нему льнула голубоглазая северянка с иссиня-бледной кожей и гладкими светлыми волосами, мерцающими на свету, подобно благородной платине. Чуть поодаль, грациозно выгибая спину, перебирала тонкими пальцами струны арфы прелестная смуглянка с огромными миндалевидными глазами и каштановыми локонами удивительной длины, похожими на шелковый шлейф.
Позавидовал ли я в тот момент принцу, созерцая приятное мужскому взору зрелище? Ничуть! Я ничего не чувствовал, кроме волны гнева, накатившего мощной волной. Разве кронпринц имеет право вести себя столь неподобающим образом? Как вообще смеет тот, в чьи руки ложатся бразды правления страной, заботиться лишь о собственных сиюминутных развлечениях?
Королевство живет в ожидании решающей битвы с коварным и опасным врагом. А этот пижон и думать не желает о защите подданных. Не беспокоится ни о должной подготовке армии, ни об извещении народа. Людям пора знать, от кого на самом деле они терпят бедствия. В страшные времена, когда всему миру нужно сплотиться против чужаков-захватчиков, наш будущий лидер
