Павлова на звонок. До сих пор с содроганием вспоминаю о том, как эта милашка со счастливым писком поедала ту жабу! Зрелище было одновременно и милое, и ужасное.
Так о чём это я? Ах да! О шоколадках, что мне ученицы дарили! Все же понимают, что все эти магички сильно смущались это делать, да и я обычно отказывался от таких подношений, если их мне давали прямо. Так что они решили сделать ход конём и подарить мне шоколад тайно. А то, что они владеют магией — сильно расширило их возможности. Так что когда я открыл верхний ящик моего стола, перед самым началом занятий по начертательной магии, то из него тут же выпорхнуло штук двадцать шоколадных сердечек, которые тут же завопили о том, что любят меня! Вам смешно? А я там чуть не обосрался! Причём по другому я свою реакцию назвать точно не могу. Испугался — это слишком слабое слово, чтобы описать мою реакцию. Да и децибел в этом хоровом вопле было столько, что в класс тут же аппарировала Нимфадора, кабинет которой, на минуточку, был на другом конце коридора. В общем, суматоха была та ещё. А самое хреновое было в том, что мне пришлось собрать все эти сердечки и потащить их к себе в комнату. Хотел я их оставить в классе, но юные магички так на меня смотрели, когда я собрался уходить оставив их в столе, что я предпочёл забрать всё, поблагодарить и… быстро убраться оттуда, пока цел.
И нафига только я согласился преподавать эту начерталку? Хотя ясно почему — кто ж устоит от натиска аж трёх красоток, которые наперебой убеждали меня согласиться на это. Нечестно играют местные магички — такие методы надо запретить как особо жестокие.
* * *
У себя в комнате я выложил эти сердечки на стол, спугнув с него Свити Бэлль с Котоко, которые что-то горячо обсуждали между собой. Причём, если Бэлль дилинькала на своём языке, то Котоко говорила на английском, щедро сдабривая свою речь русскими и японскими словечками. Но при всём при этом — они спокойно понимали друг друга!
Когда я высыпал на стол шоколадки, то эта мелюзга быстро порскнула в разные стороны, тут же прекратив свой спор. После чего с интересом приблизились к сердечкам и стали их изучать.
— Угощайтесь, если хотите, — предложил я им. — Можете хоть всё съесть, но смотрите, не переборщите, а то ещё слипнется кое-что!
Свити Бэлль со счастливым писком спикировала на ближайшее сердечко и тут же сделала несколько быстрых укусов, набив шоколадом свой рот до отказа. После чего со счастливым видом уселась на столе, расплывшись в блаженной улыбке. Котоко не стала набрасываться на шоколад как Свити. Она как-то задумчиво обошла все шоколадки, придирчиво вглядываясь в них, потыкала одно сердечко пальчиком, после чего выбрала соседнее и достав свой маленький танто, отрезала кусочек на пробу. Только вот съесть она его не успела. Так как Свити Бэлль, только что сидевшая в полной нирване, резко налетела на неё и выбила шоколад из рук Котоко. Хм… неужели ей так понравился шоколад, что она не намерена ни с кем им делиться? Хотя нет, тут явно что-то другое. Потому что Котоко не стала возмущаться, а молча выслушала что ей дилинькала маленькая пикси, а потом и вовсе поклонилась той глубоким поклоном в японском стиле. После чего они обе стали обходить все шоколадки, после чего выбрали из всей кучи сердечек три штуки и потащили их в мусорку.
— Э-это чего это вы? — удивился я.
— Приворотное зелье, мастер, — пояснила Котоко, с отвращением отряхивая ладошки.
Ну нифига ж себе! Кое-кто из учениц явно настроен очень решительно! Даже не знаю — радует меня это или напрягает. Наверное и то, и другое поровну.
* * *
Уф! Наконец-то этот день почти прошёл, и я, можно сказать, отделался лёгким испугом. Все занятия уже закончились и я решил сходить в класс, за работами учеников. В момент своего экстренного отступления я совсем забыл о них, но проверять работы за меня никто не будет. Так что пришлось идти, чтобы к утру проверить несколько десятков работ. Э-хе-хе… и зачем я только на это согласился! Хотя… видел я как вела занятия по начерталке Гермиона. Что не говори, а преподавать она точно не умеет. Что она действительно может — так это хорошо учиться, но учить — это немного другое. Не зря в английском для этих процессов разные слова придуманы. И не сказать чтобы она плохо учила, просто Гермиона старалась выложить ученикам всё то, что знала сама, причём сразу. От чего ученики просто терялись в этом океане вылитой на них информации и, «тонули» в ней.
Упс! А чьи это голоса в моём классе? Вроде бы все учащиеся должны быть в помещениях своих факультетов? Я осторожно прокрался к двери и заглянул внутрь. В классе уже было темно, но света из узких окон падало достаточно, чтобы я распознал Диаманту и ещё двух девиц со старшего курса.
— Так значит ты точно не имеешь никаких видов на него? — грозно спросила одна из девиц, возвышаясь над Диамантой. — И ты не воздействовала на него своей магией вейлы?
— Да зачем мне нужен этот старик? — дрожащим голосом ответила та. — А этой магией я не умею пользоваться осознанно!
— Так чего же ты тогда всё время крутишься вокруг профессора, — спросила вторая, — если не имеешь на него никаких видов?! Врёшь ты всё, сучка драная! Недовейла грязнокровая!
Эта старшеклассница замахнулась на Диаманту, и та сжавшись от страха почти крикнула:
— Нет! Вовсе я не верчусь! Мне нужны только знания!
— Не ври! — не унималась девица. — Я видела как ты к нему всё время лезешь! Говорят вы — вейлы, испытываете кайф, когда под ваши чары попадает мужчина! Признавайся! Кайфуешь, тварь, когда перед профессором жопой крутишь?!
Тут я решил немножко отойти, чтобы потом с громким топотом дойти до двери и спугнуть этих троих, что устроили женские разборки в классе. Именно по этому я не успел вовремя среагировать, когда голос Диаманты, ставший вдруг сильным и властным произнёс:
— Именно так! Я испытываю огромное наслаждение, когда кто-то попадает под мою магию! И сейчас я вам это докажу!
После этого я уже не таясь бросился в класс, где и застал Диаманту чьи золотистые волосы сейчас сияя развевались на ветру, несмотря на то, что в классе не было никакого ветра. А у её ног валялись две другие девушки,
