class="p1">Иван Яковлевич отбежал в сумме по поляне этой, что ли, и по кустам метров триста. Сейчас опираясь на плечи двух преображенцев, которые несли его почти, они не по диагонали пошли, а сразу из леса вышли на покос.
— Иван! Ссука! — Брехт растолкал солдатиков зелёных и вприпрыжку, нога вспомнила, что ранена и заболела, похромал к дороге.
Картина была впечатляющая. Сидит в пыли Анна Иоанновна и ревёт, а рядом стоит и гладит её по голове Аня, которая Леопольдовна. И всё. Рядом нет ни одной души.
— Иван! Расстреляю! Четвертую. Почему Государыню никто не охраняет. Где все?
— Так…
— Ох, держите меня семеро! Иван, ты балбес. Поздравляю.
— Самойлов, Снегирёв! — Салтыков бросился назад к лесу.
— Ванька! Отставить. Дуй к Анхен! Да, что же это такое⁈ Эй, вы, двое из ларца, тащите меня к лошадям. Это же надо. — Даже те солдаты, которые вели под уздцы коней для Брехта и Анны Иоанновны с племянницей, бросив и женщин, и коней тоже рассыпались по кустам ловить неприятеля.
А кто виноват? Сам орал, командовал. Должен был чёткий приказ на все случаи. Устав. Что делает первое капральство, что второе. Это же не телохранители. Это обычные безграмотные в основном крестьяне, недавно от сохи оторванные и не участвовавшие в войнах. Повыбило ветеранов на Северной войне. Людей надо учить. А он уже почти месяц здесь и ничего толком не сделал. Пожинайте результаты, Ваше Сиятельство и Ваше Высокопревосходительство.
— Анхен, ты цела? С тобой всё нормально? — Доковылял наконец Брехт до Государыни, поддерживаемый двумя преображенцами его примерно роста.
Ну, тут и гвардия подоспела.
— Я… Ты ранен, Эрнст⁈ — Анна, начавшая вставать, села назад пыль.
— На коней нас быстро.
Событие пятьдесят пятое
Подлинного гения Вы можете узнать по тому, что все тупицы при его появлении устраивают заговор против него.
Ральф Уолдо Эмерсон
— Андрей Иванович, я поприсутствую, — Бирон чуть прихрамывал. Нога почти не болела, просто не изобрели ещё тонкий бинт, замотали хлопковой тканью в несколько слоёв и мох под неё положили. Получился огромный свёрток такой на правой ноге. В штанину не влезла нога. Тогда ткань распороли и втиснулся всё же Иван Яковлевич в брючину. Не лежать же в кровати. Анну напоили отварами. Блюментрост полез опять с настойкой опия и получил от Брехта подзатыльник. В прямом смысле.
— Ввоз на территорию России запретить…
— А раненые, а операции!
— Блин. Ко мне и к Анхен с этой гадостью больше не подходить. И разработайте перечень случаев, в которых нужно применять опий. И только в присутствии врача. Из свободного доступа изъять. Только доктор может купить в аптеке и только под роспись, что нужно с указанием фамилии больного и зачем именно опий нужен.
— А Государыне? — Брехт напрягся, вспоминая, ему Матрёна делала сбор из разных трав. Всегда с собой её пакетики возил. Сейчас глаза прикрыл, вспоминая, какие травы были в успокоительном сборе. Точно корень валерианы, точно пустырник. Ага была ещё душица, донник и ещё что-то — тимьян ползучий.
— Богородская трава, тимьян, чабрец. Слышали такие названия?
— Конечно, на аптекарском огороде…
— Хорош хвастать. Записывайте, — Брехт продиктовал все ингредиенты. — Да, Иван Лаврентьевич, отправьте человека на рынок завтра, пусть походит, пообщается со знахарками и прочими колдуньями, что там травами торгуют. У народа покупающего поузнаёт, нужны три, скажем, народные целительницы. Завтра их ко мне доставить после обеда. Лучших.
Разделавшись с докторами и перевязками, Иван Яковлевич поспешил в пристрой к терему, где Канцелярия тайных розыскных дел заняла временно пару комнаток — клетушек. Там уже стонал кто-то внутри, а у двери курил трубку Ушаков.
— Ничего там интересного нет, Иван Яковлевич. Кровь, моча и испражнения. Палёным ещё в нос шибает. Что-то конкретно из этого желаете осязать?
— Красивая картина. Кто там сказал, что лучшая музыка — стоны врагов?
— Не слышал…
— Значит, моё будет изречение. Запишите. Шучу.
— Хорошо, что шутите. — Андрей Иванович выбил трубку о чурбачок, что вместо стула использовали, — Пойдёмте…
— Да, чего-то пропало желание. Больно красочно вы про запахи. Какие версии испытуемые излагают, эти запахи исторгая? Есть среди них поучительные для юношества или для пера Гомера.
— Точно шутите. Хорошо это. А… Доброта ваша… Хотя… В общем, это Бутурлин…
— Быстро же он с Киева добрался. То-то в генеральском был мундире…
— Рядился. Он при Петре II, будучи кавалером ордена Святого Александра Невского, произведён был в генерал-майоры армии и в унтер-лейтенанты кавалергардского корпуса. Туда высоких с наградами для парадов отбирали. Так что — родной мундир его белый. Белые мундиры-колеты. С красным супервестом.
— Понятно. То-то мне высоченным показался.
— Да шесть с лишком футов. В кавалергарды иных и не брали.
— А второй?
— Плохо тут всё. Пётр Михайлович Голицын. Сын старший Михаила Михайловича Голицына — президента Военной коллегии.
— Вот так, — Это того самого Голицына, что вскоре должен в яму по дороге из Измайлово в Москву в карете провалиться. — Семёновец?
— Нет. Тоже ряженый. Да вы его видеть могли при дворе Иван Яковлевич. Он — шталмейстер двора, женат на фрейлине императрицы Екатерине Александровне Кар.
— Конюший? Точно. Лицо знакомым показалось. Шталмейстер. Ну, с Бутурлиным понятно, а этот чего полез.
— Так родич. Не совсем. Бутурлин был женат на княжне Анне Михайловне Голицыной, она дочь фельдмаршала Голицына. Шурич или шурин, как сейчас говорят.
— Был?
— Померла родами года три назад. Ребёнок тоже не выжил.
— И чего они хотели. — Брехту разонравилось в следователя играть. Опять же громко теперь орали за дверью и музыкой это почему-то не казалось.
— Знамо, что… Вас с Государыней убить. Семёновский полк взбунтовать и Елизавету Петровну на престол посадить. Она им через Шубина всякие награды да почести обещала. Немцами обзывала.
— Немцами? Ну, я ладно, а Государыня. А ведь смешно, Андрей Иванович. У Анны и капли немецкой крови нет, а Елизавета дочь Марты Скавронской — немки. Есть сообщники среди семёновцев? И что там со Скавронскими остальными? — Всё надо идти отдыхать нога разболелась.
— Скажут. Всех назовут…
— А если лишних?
— Так их двое, сличим. Ещё народец поспрашаем. Идите отдыхать, ваше Высокопревосходительство. Лица на вас нет. Со Скавронскими разберёмся, но по первым опросам ни сном ни духом. Не причастны.
— Пошёл уже. Андрей Иванович, а что вы думаете, не нужно ли нам мальчика Петрушу из неметчины извлечь?
— А отец?
— В договоре записано, что Россия может потребовать себе любого родившегося у Анны принца. Анна умерла и других принцев не будет. Нужно снарядить хорошую экспедицию с обстрелянными солдатами, мамка-няньками и везти сюда. А поедет отец, то и его сюда.
— Как скажите, Иван Яковлевич. А Государыня?
— Я переговорю. С любой стороны плохо, что последний наследник Петра на чужбине. Найдётся очередной Бутурлин.
— Хотите Гольштинию у датчан отбить? — хитро улыбнулся Ушаков.
— А может Швецию???!!!
Глава 21
Событие пятьдесят шестое
— Мальчик, как тебя зовут?
— Мурзик.
— Серьёзно⁈
— Папа с детства котёнка хотел…
— Иегудиил! Архангел! Архангел Иегудиил! Ну, я кого зову⁈ — Брехт, опершись о тросточку, стоял перед иконами у себя в комнате… у себя в пала… А как правильно в полатах, в палате? Пусть будет — в комнате. Стоял перед иконами, и даже осенил себя пару раз крестным знамением, и звал архангела. На что надеялся? А чего, видел же уже, общался, почему снова не переговорить. Вопрос ведь насущный.
— Радость моя, ты меня звал? — открылась «тайная дверь» в покои императрицы, и та нарисовалась в дверном проёме.
— Это я с… с богом разговариваю.
— А??? — и глаза по пять копеек.
— Не отвечает, — честно признался Иван Яковлевич.
— А что же просил ты у Господа, душа моя? — осенила себя троекратно Анна Иоанновна.
— Ну, чтобы не мешал работать…
— Что???!!!
— А какого… Ладно. Анхен, дай команду, пожалуйста, Остерману пригласить в гости к нам принца Голштинского с сынком.
— Зачем? — Не, а Анна не дура и не простушка, она хитрая и умная тётка. Бирона любит, это да, но опять соврали календари, беспрекословно ему не подчиняется, особенно в вопросах политики. Всё приходится объяснять и растолковывать. Ни разу ещё не отказала. Так это потому, что по мнению Брехта, а значит и Государыни пока все его действия правильные.
— Тебе длинную версию или только вывод? — не сказал, естественно. Длинную выдал.
