всем так не нравятся вампиры. Я не понимаю, почему люди не любят вампиров, вампиры не любят людей… Почему Кора сбежала от тебя, когда думала, что ты человек? Почему Рема так ненавидела вампиров и так боялась, что окажется, что я вампир?! Люди — это пережиток времени, нужно двигаться дальше. А проклятье… Проклятье нужно снимать так же, как оно было наложено, то есть магией. Логично, Дэвид, правда? Наступит прекрасное время, не будет ни болезней, ни ненависти, ни дискриминации, ничего этого. Когда Кора отыщет, наконец, останки Рамилии, и мы воскресим её, я сделаю её вампиром. Она увидит прекрасный новый мир и поймёт, наконец, что всё это время ошибалась. А ты… Не хочу, чтобы ты всё испортил, Дэвид.
Часть 3. Рамилия Уилсон
Глава 1. По дороге в Рейнбург
Где-то в дальнем краю парковки, среди ночной тишины, раздался приглушенный хлопок. Взмахи крыльев растворились в ночной мгле, и из-за будки охранника вышла высокая девушка с черными волосами, забранными в тугой хвост. Она открыла дверь машины, кинула свой рюкзак на соседнее сидение, завела машину и на пару мгновений закрыла глаза. Её манил запах крови спящего охранника. Живая кровь… эта кровь дает силу.
Кора ехала по автострадам Сан-Мирэль, и в голове сами собой возникали слова, которые складывались в письмо, которое по приезду домой она собиралась написать Артуру:
«Пока я сидела в знакомых белых стенах пустыни, как тепличный цветок, увядая под холодным светом струбцин, — ты уходил в долину Сид, ты перепрыгнул через обрыв, и стал другим человеком.
Боюсь, что теперь я тоже, Артур.»
Впервые за пять лет в её сердце закралось новое, незнакомое чувство. Было ли это сомнением или надеждой? Надеждой на свободу от бесконечных воспоминаний о тех коротких днях, когда она была счастлива, от изнуряющих размышлений и сожалений: «А если бы я согласилась? Что бы было тогда?» Это самое ужасное, конечно. Артур ненавидел, когда она писала об этом — о том, как ей жаль. Даже в своем последнем письма не решилась еще раз сказать об этом. Написала какую-то невнятную тираду про то, как не может себя простить… При мысли об этом Кора непроизвольно сжала губы и стиснула в руках руль.
Это так странно, когда все вокруг осуждают тебя за твою любовь. Не укладывается в голове. Не укладывалось тогда, не укладывается сейчас, и никогда не уложится. Спустя какое-то время Кора решила, что именно поэтому Артур так яростно просил её больше никогда об этом не думать — потому что в конце концов она могла бы действительно найти какую-то причину, почему люди так осуждали её, и встать на их сторону, и тогда бы он точно потерял её. Но ей самой легче от этого не становилось. Вообще ни от чего не становилось легче. И вот сейчас, только сейчас…
На границе Рейнбурга Кора сбавила скорость. Рейнбург — это город неподалёку от Пустыни, в котором жила Рема. Такие города принято называть наукоградами: два продуктовых, один парк, и местные жители — все те, кто не связан с торговлей, — все до одного работают в Научном Центре. Это значит, что в парке, в какой-нибудь пятничный или субботний вечер, можно видеть, как люди играют в шахматы, а на соседней лавочке, кто-то спит в своей рвоте, и этот кто-то вполне мог оказаться с равной вероятностью как нерадивым разнорабочим, так и научным сотрудником Центра, и разбираться ни у кого желания не было, ведь в случае если это всё же окажется человек из Пустыни, придётся выслушивать его занудные бредни о великих но недооцененных теориях, или о странных материях, которые он увидел в состоянии измененного сознания, которые ведут его на путь решения его задачи, и о которых он, к сожалению (или к счастью) забудет, когда протрезвеет.
Кора припарковалась у дома, соседнего с домом Ремы, за поворотом, чтобы не привлекать внимания. У Ремы был небольшой дом с участком, ограждённым невысоким белым кованым забором с орнаментом. Ворота бесшумно отворились, и Кора на мгновение ощутила себя в теле Ремы: она представила, как всегда радостная рыжеволосая женщина в юбке изумрудного цвета и белом пиджаке возвращается вечером после работы домой, где её встречает пышный сад, который она развела у входа. Наверняка все соседи любили Рему. Просто за то, что всё вокруг неё, как и она сама, было таким красивым, нежным и женственным.
Кора поднялась на веранду и ключом открыла дверь, а затем заперла её изнутри. В широкой гостиной, объединенной с кухней, было темно. Справа от двери стояла стойка с обувью и одеждой, а слева — тумба с зеркалом, уставленная косметикой и парфюмом. Противоположную от входа стену, почти всю, занимал стеллаж с книгами. Напротив стеллажа стоял небольшой журнальный столик и широкий кожаный диван. За спинкой дивана стоял шахматный стол. Правда, судя по тому, что на нем стояла чашка из-под кофе и блюдце с недоеденным пирогом, стол использовался как обеденный. Кухня располагалась справа от входа и была отделена от основного пространства барной стойкой. Слева от входа были две двери, ведущие в другие комнаты.
На стойке с обувью пустовало место красных туфель, которые так любила надевать Рема. Не было и её лёгкого пальто, рабочей сумки и зонтика. Рема ушла и не вернулась. Кора проверила ящики тумбы: ножницы, сигареты, принадлежности для чистки обуви. Странно, Рема вроде не курит.
Кора подошла к шахматному столу: в кружке плавала плесень, на паркете под одним из стульев, со стороны которого стояла посуда, были видны царапины. Она жила здесь одна. Паркет под стулом напротив был как новый.
На барной стойке стоял чайник с заплесневевшими остатками кофе. В шкафчиках над столешницами были чаи и крупы. Рема, судя по всему, была настоящим чайным коллекционером. Кора не могла и представить, что кому-то придет в голову покупать столько разных видов чая. В одном из ящиков стояла деревянная хлебница, на которой были вырезаны замысловатые узоры. Резьба была необычно
