самое. Поняв, что ничего не получается, и она достала из кармана телефон. Мобильный принадлежал отцу. По экране красовались трещины, из-за чего сложно стало различать мелкие детали и буквы. Разблокировав, Милена стала набирать номер полицейского участка. Когда на том конце ответили, она с ужасом осознала, что придётся и ей говорить. А значит, Максим быстро найдёт её.
– Алло, пожалуйста, помогите! Меня и моего отца держат в заложниках на какой-то стройке! Пришлите полицию!
– Хорошо, представьтесь и назовите адрес.
– Милена Грачева. А адрес…я не знаю… Папа просил позвать какого-то Бр… Черт, я забыла его фамилию!
– Не волнуйтесь, сейчас мы разб… – дальнейших слов понимающего диспетчера уже не дошли до слуха Милены, так как её внимание привлёк чей-то незнакомый вопль, а затем появление перед её лицом Макса.
Его лицо искажала гримаса неодобрения, если не злости. В свете от фонарей оно производило зловещее впечатление: черты словно заострились. Пухлые губы плотно сжимались, образовывая плоскую линию. Серые глаза были полуоткрыты, но того было достаточно, чтобы увидеть в них желание положить конец этой затянувшейся забаве. Желваки ходили ходуном.
Милена отбросила телефон, чтобы ухватиться за пистолет обеими руками, так как посчитала, что одной ей будет сложно удерживать внезапный натиск. Увидев сию картину, Макс даже не улыбнулся. Ему не впервые терпеть глупости от бывшей невесты. Его прямая осанка выражала смирение и готовность принять пулю.
– Стреляй же, нечего тыкать в меня отцовской игрушкой!
Милена едва не рыдала. Её ум противился осознанию того факта, что она действительно его любила и желала выйти за него замуж. Стоило ли игнорировать первые тревожные звоночки? Стоило ли доводить до крайностей? Ведь благодаря ей отец лежит там, и неизвестно, живой ли. Руки задрожали, не в силах удерживаться в одном положении, да ещё и со смертоносным оружием. Наконец-то, чего так желал два дня Максим – свершилось:
– Как ты мог, Макс? Ты же не был таким раньше.
– Каким таким? – Макс чётко понимал о чём она твердит, но хотелось вывести её на откровенность.
– Бессердечным. Разве можно похищать кого-то против его воли? И издеваться над её отцом? Ты-то как сирота должен понимать, какие страдания ты мне причинил!
Левая сторона Максима дёрнулось, но он всё ещё держался прямо, не отводя своих глаз от девушки.
– Знаешь ли, Милена… – он сделал краткую паузу, – я и своего-то убил. Наверное, твой пронырливый папашка не рассказывал о том, что накопал на меня. Так вот, тот пожар устроен моими руками, хотя я не намеревался этого делать. У мамы тогда была серьёзная болезнь, из-за которой она была прикована к постели. Мои родители прежде всего думали обо мне и Лере… Когда отец вывел нас во двор, он тут же бросился спасть маму… Но они оба погибли в итоге…
Милена заморгала, едва переваривая новую информацию. Отвращение в ней стало во сто крат сильнее, хотя она не думала, что сие возможно в принципе. Макс продолжил:
– Я жалел о том, что натворил… Мне не хватило духу рассказать Лере, что это из-за меня она осталась без отца и матери. В деле было записано, что пожар возник по непонятным причинам, вроде кто-то был неосторожен. Родственники и соседи считали, что то была простая ужасная ошибка. Только я понимал, что виновен, и это точило меня годами.
– Ты – ужасный человек! Твои действия говорят о тебе куда яснее, чем твои возлияния!
– Не хочешь верить – дело твоё. Но да, отрицать не стану свою мерзкую натуру. Только подобный мне кадр мог согласиться на то, чтобы пожертвовать чужими жизнями, дабы и дальше влачит своё ничтожное существование.
– Заткнись! – закричала Милена. Дуло пистолета то и дело опускалось, что случалось каждый раз с меньшей продолжительностью.
– Ты не понимаешь. Поскольку Лера уже достаточно взрослая девушка… Она таковой являлась и полгода назад, то просто был повод для сделки. В общем, моя смерть не повлияет на неё отрицательным образом. Стреляй!
Милена не хотела вообще в кого-то стрелять, даже в этого монстра. И как назло перед глазами стояло лицо Леры. Разве она заслужила такой участи? Вряд ли она будет благодарна Милене за убийство единственного брата и опору. «Где же полиция?» – спрашивала она у себя, лелея надежду на её всемогущие. Нельзя же тянуть время бесконечно. Она заговорила снова, чтобы выиграть драгоценные минуты:
– Странное желание – умереть. Ведь тогда ты рьяно хотел жить, а теперь просишь убить. С чего бы это?
– Ты действительно не понимаешь или делаешь вид?
– Нет, не понимаю!
– Да потому что я потерял смысл жизни! Ты не стала терпеть мои странности, и уж никто другой не станет этого!
– Ты называешь гибель людей «странностями»? Как можно такое сказать, будучи в здравом уме?
– Я не знал тогда, чем это обернётся! И что в таком случае остаётся делать? Если бы можно было переиграть…
Милена уже не стала сдерживать слез.
– Я видела, как священника отбросило от тебя прямо под грузовик. Его крик ужаса, визг колес, стук о столб… Как же я хотела бы забыть об этом!
– Я его не бросал под машину!
– Да, ты бился в судорогах! Но всё же это именно из-за тебя он погиб! Я не могу смотреть на тебя хотя бы с малой долей того уважения, что было мне присуще прежде. Ещё я… – и она запнулась. Она опустила руки, но глаза же устремлялись на Максима.
– Да что ты? – терпеливо спросил он, когда она не спешила закончить фразу.
– Ты лежал в палате, и я стояла около тебя… Тогда ещё отец присутствовал в палате… Внезапно ты открыл глаза, но в них не было намёка на осмысленность. После чего температура в помещении упала до ниже нуля, я стала мёрзнуть за считанные секунды, и отец испытывал аналогичные ощущения. Все прошло, когда пришел доктор. По его словам, нам просто показалось. А на следующий день, когда ты выписывался, я услышала по новостям, что произошло очередное двойное убийство на мясокомбинате. Все сложилось.
Макс устало слушал её сбивчивый монолог не пытаясь его прервать. Ему нечего было добавить.
Милена упала на колени, уткнувшись лицом в левую ладонь. Её стали занимать нахлынувшие воспоминания о пережитом за последний месяц, что она даже не заметила, как Макс стал полушаге от неё.
Преисполненная нарастающим беспокойством и безнадёжности, она подняла голову. Ей не хватило духу снова нацелиться пистолетом, который словно прирос к ладони. Самое страшное – это полное спокойствие на лице Максима, не дававшее какого-либо ответа на вопрос: «Что ты
